Многоголосый шум с легкостью сводил на нет, потуги нескольких музыкантов создать праздничную атмосферу. Впрочем, привычным к подобным сборищам мастерам струны и смычка было все равно и они с невозмутимым видом продолжали терзать свои ни в чем не повинные инструменты. Да и как оторваться от стола? Содержание меню непременно повергло бы в шок какого-нибудь рядового передовика производства или жертву высшего образования. Чего тут только не было: "Жульен, попьет, суфле, мусс, глясе, панакота". Правда, не все присутствующие держали в голове столь неблагозвучную иностранщину. Так ведь на это и существуют повара, чтобы знать, как называется то, что они готовят. Было бы съедобно и вкусно. Ведь если блюдо буквально тает во рту тут не до деловых разговоров. Знай позвякивай ножом и вилкой. Процесс уничтожения деликатесов не прервали и исполнители последующих номеров разогрева. Громоподобная чечетка, исторгаемая лакированными пошитыми на заказ туфлями и обрамленная белозубой будто нарисованной улыбкой тоже не производила впечатления на оккупировавшую столики сбросившую вдруг тяжелые оковы партхозноменклатуру и работников торговли.
Чем глубже природа погружалась в сумрак, тем больше распалялась утолившая первый голод публика. В принципе это абсолютно типично для хищников, выходящих в сумерки на свою охоту. В это время у них разгораются глаза, а в душе вспыхивает жажда крови. До донышка опустошенные хрустальные, с высоким горлышком лафитнички изрядно этому способствовали.
Безразличие, сопровождавшее выступление чечеточников и виртуозов игры на гармошке, сменилось радостным гулом когда на сцене появились давно ожидаемые лабухи. Многоопытные мастера сцены даже и не думали появляться, пока первый голод сойдет на нет и рюмки не наполнятся, по крайней мере, в третий, а у кого-то и в пятый раз.
Солировала маститая ресторанная дива, неожиданно повергавшая в восторг эту солидную публику. Со сцены лились вовсе не гимны трудовому народу. Все что исторгал из себя милейший ротик украшавший ангелоподобное личико веселой певички проходило в прессе не иначе как пошлятина и мещанство. Однако вместо массового осуждения, зал охватило неимоверное восхищение.
Певица, ничуть не удивившись успеху своей первой песенки, залихватски опрокинув стопочку с прозрачной как слеза водочкой и отказавшись от закуски весело продолжила духоподъемный бенефис.
Меж тем распалившаяся публика привычная к обильным возлияниям хоть и шумела, но совершенно не спешила открывать душу. Наиболее опытные же, прячась за исторгаемыми искривленными ртами банальностями, все более мрачнели. Всякий неискушенный в тяжелой политической судьбе назначенца испытал бы к ним несомненное сочувствие. Все эти напряжённые лица умеющие контролировать каждое слово и манипулировать собеседником в какой-то момент выглядели ужасно. Если верна мысль, что интеллектуальная нагрузка способна обезобразить даже красивое лицо, то тут как нигде она находила свое несомненное подтверждение. Впрочем, мозг в этих головах работал весьма своеобразно и однобоко. Все стремления, все усилия изборождённой извилинами коры были направлены совершенно не на то, что было черным по белому начертано в должностных обязанностях.
Вечер катился своим чередом. Наконец, наступили сумерки и возбужденная возлияниями толпа высыпала на улицу и застыла в ожидании салюта.
Родин, получивший оговоренный сигнал приступил к работе. Ощущение новизны у него пропало и все превратилось в рутину. Освещаемые мертвенным огнем кусты и деревья сделались похожи на неживую декорацию пошлого спектакля с дурными провинциальными актерами. Своих зрителей он так и не увидел. Смотровая площадка была расположена огорожена кирпичным забором от точки запуска. Но может это и хорошо. Суровая публика, даже находясь в изрядном подпитии, предпочла не выражать восторгов. Впрочем, это была вполне ожидаемая реакция. Понятно было и то, что многие из присутствующих уже в силу въевшихся в плоть и кровь привычек физически не могут выразить одобрения. Атрофировались у них участки мозга, что ответственны за выработку гормонов счастья, радости, удовольствия. Обычное состояние для большинства из них - тревожность и настороженность. Так что сделают слуги народа в своих ежедневниках небольшую отметку, чтобы просить организаторов шоу повторить его в другом месте и отложат в сторону, тяжко вздохнув. Черт. Даже хочется пожалеть этих несчастных безэмоциональных марионеток внутренне похожих друг на друга как близнецы.
Едва переступив порог комнаты, Максим, словно сомнамбула, разделся и завалился на радостно скрипнувшую панцирной сеткой кровать.