Год чудес (рецепты про любовь, печаль и взросление)

А потом – месяцы в больничных боксах, откуда я уходила уже в темноте. В такой палате двойные двери (между ними пост санитарной обработки), а потом еще дверь в шлюзе комнаты, где мы были так долго: сначала смотрели, как за окном летят снежинки, а потом – лепестки цветов. Безвоздушность палаты была похожа на корабельный трюм. Почему мы не можем выбраться?

И вот теперь мы снова в доме, и я не в состоянии готовить, так что просто делаю тосты на вчерашнем хлебе с тем, что найдется на кухонных полках: с яйцами, анчоусами, хлопьями чили. Кинза и петрушка из горшков, которые я втиснула на подоконник. Травки растут неожиданно хорошо, и я снова думаю, что надо бы устроить огород, – и сажусь на ступеньки с бело-синей тарелкой с золотистыми желтками, кусочками анчоусов и пропитанными маслом тостами.

Уличная кошка Мицуки подходит и трется о мои ноги – в надежде на анчоусы, как я думаю, или, может, на яйца. А может, она добивается намазанного сливочным маслом хлеба. Она вьется вокруг моих щиколоток, словно монохромная лента. Ничего не могу поделать: я ее люблю. Мне стало бы ее не хватать, если бы она исчезла, мне стало бы не хватать всего этого.

Это, по сути, пример простоты и яиц: поджаренных на щедрой, глубокой ложке золотистого, пахнущего свежестью оливкового масла так, чтобы края хорошенько подрумянились – примерно 3 минуты на сильном огне. Ложкой поливаешь яйца горячим маслом, пока они готовятся. Белки пузырятся и плюются – и превращаются в янтарное кружево, снизу хрустящее, а сверху нежное. А желтки оранжевые, словно закат – ничего нет на свете красивее. Это – целый мир, и если мы не можем выбраться так, то почему бы не выбраться этак: садик, кошка, яйцо.

Вам нужен рецепт? Две идеальные глазуньи, столовая ложка оливкового масла экстра вирджин, два куска поджаренного дрожжевого хлеба. Баночка анчоусов: по три штуки поверх сливочного масла и под яичницей. Горсточка нарезанных кинзы и петрушки – мелко-мелко нарубленных. Превосходное сливочное масло, нежное, как сливки; копченая соль. Чуть-чуть хлопьев чили. Соберите. Ешьте.

Жареный зеленый лук с фетой и лимоном

Мы как-то смотрели неудачный фильм про праздник помидоров. Это было очень давно, когда еще никто из знакомых не умирал, и мы завалились на диван, словно подростки. Нэнси пристроила голову мне на плечо, а я прислонилась к Джиму, и мы выпили две бутылки вина. Мы тогда только-только перестали быть подростками, но казались себе старше.

Сюжет фильма был совершенно непонятный, саундтреком служило попурри поп-хитов 80-х, а в центре фильма был тот самый праздник. Героиня пела «Иду по солнечному свету» и бежала мимо помидоров, а мы так хохотали, что я чуть не задохнулась. Мы столько смеялись, что я до сих пор постоянно думаю про этот фильм – этот придуманный праздник помидоров. Там все было в помидорах, они несли охапки помидоров, громадные изобильные горы, и кидались ими в героиню, а она пела и бежала по улицам, тоже набирая помидоры из ящиков, выставленных вдоль улиц, а герой гнался за ней с помидорами, и мы смеялись до слез. Похоже, я соскучилась по такому изобилию.

Так что, наверное, этим объясняется то, почему я притащила домой столько земли, и крошечные кустики помидоров, и крошечную рассаду порея толщиной со спичку: все нежные ростки переложены соломой и завернуты в коричневую оберточную бумагу, перевязанную бечевкой. Огородничество – это вера в то, что этот год сделает то же, что и всегда, и что ты будешь здесь, когда он это сделает. Это – голосование за выживание. И вот почему я копаю землю, отправляю ее лопатой в кадки, мешки и поддоны, потому что если я копаю, то я (опять, как и всегда, опыт) не смотрю на телефон.