Год демонов

Вот он, живой отклик читателей, критерий необходимости и успеха. А помнишь, в молодости... Мы ведь письма «мертвых» читателей инсценирова­ли сами, придумывали их сами, сами же и отвечали. Монополии лжи, завла­девшей массами, я противопоставляю правду. Интервью с проститутками, гомосексуалистами, лесбиянками — все это станет нормою. Надо нашему зашоренному человеку смелее и решительнее входить в Европейский дом с новым мышлением. Будет страничка и для самых маленьких. «Онанизм в дет­ском саду и надо ли с ним бороться?» В передовой Америке табу с детского секса давно снято. Есть деньги, выписывай себе из Филиппин или Бангкока семилетнюю лилию и наслаждайся. Вот, я понимаю, свобода! А какой капи­тал! А мы профаны. Пока не поздно, пиши заявление, переходи в мое пред­приятие. Отдам место главного редактора. Что, жалко расставаться с черной «Волгой», пятьюстами рублей, лечкомиссией, буфетом ЦК и магазином в подвале Совмина?

— Боюсь, не осилю, уж больно обильный материал.

— Давай, иронизируй. Погляжу через год-два, когда я буду ездить на мер­седесе, как ты запоешь. Хочешь на спор?

— Верю. Вольдемар, разве я когда-нибудь сомневался в твоих способ­ностях?

— Думаешь, деградирует, потеряет профессионализм? Безграничное поле для фантазии. Вот одни объявления о знакомствах. Чехов растерялся бы. Из-под моего пера должны выходить такие перлы, чтобы дышащий на ладан старикан, прочитав брачное объявление, крик души, откликнулся на сексуаль­ный зов и, можно сказать, из гроба, на всех парах вперед, к той единственной, о которой мечтал все последние пятьдесят лет. Вот оно, мое перо. Образчик послушай: «Отзовись! О, мой единственный, самый длинный, нежный, силь­ный! Это я, твоя Прекрасная Тамара. Мне надоело одиночество, ты приди, и я буду только твоя». «Доброжелательная, голубоглазая, играю на скрипке, гитаре, пианино. Познакомлюсь с порядочным мужчиной без алиментов, с образованием не ниже средней школы. Не склонна к полноте. Вкусно готов­лю. Умею ждать». А вот текст клиента: «Природой не обижен. Интеллигент до мозга костей. Ищу покровительницу яркую, эффектную, сексуально-агрес­сивную, мечтающую о нетрадиционных формах сексуального общения. Хочу быть в полном сексуальном подчинении. Скромных прошу не писать». Таких объявлений у меня пойдут сотни, тысячи.

— Допустим, просветил ты всех — от вахтера до шахтера. Дальше что?

— Наивный, по второму кругу. Детишки ведь подрастают. Диалектика жизни. Для нас старое, для них новое. Только вчера до полночи сидел, теперь мало отдыхаю, горю весь: закончил интервью с нудистом. Фанат. Семьдесят пять, а тело как у йога. Километров пять идет по берегу, находит укромное место, оголяется, очищает тело и разум от вредной энергии, роднится с при­родой. Его травили и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Выстоял. Хитер, бестия. Вместо плавок для конспирации сделал вокруг татуировку: все в овощах, фруктах, на ягодицах — виноград, а посредине огурчик. Остроум­но. Редко кто мог заподозрить, что он голый, сейчас боится глазастых прора­бов перестройки. Он был известным натурщиком в театрально-художествен­ном институте. Изображал партийных работников, сталеваров, космонавтов. Скафандр на голову и сидит. Если бы не склероз, он и по сей день позировал бы. Болезнь подвела. Как сидел однажды, так в одной татуировке и пошел по улице, сел в троллейбус, приехал домой и вспомнил, что одежду забыл в ауди­тории. Пришлось вернуться. Это подвиг. Это для книги рекордов. О нем дис­сертацию писать можно. А ты думаешь, оскудели мы на личностей, не героев дня? Замечаю, что народ почему-то звереет, как во времена раскулачивания. В борьбе за власть общаются в основном посредством ненависти. Разве не благородна моя миссия: обратить ненависть в любовь?

Любомир, стараясь вникнуть в путаную связь слов, слушал очень внима­тельно, подчас подавляя смех. Не понимал: эйфория это маньяка, искреннее ли желание помочь людям, деградация духа, просто легкий способ разбогатеть за полгода, отчаяние, протест, патология, хитрая приманка для вербовки про­ституток? Что? Опьянение свободой? В голове все перемешалось, и он не мог определить истинной цели задуманного Вовиком Лапшой, который ошеломил и утомил его. Пора и свои дела решать, пока новоявленный миссионер не откопал очередной опус: «О влиянии лунного света на загробную жизнь импо­тента». Вроде до сорока он не страдал комплексом неполноценности. Втайне, может, и завидовал удачливым красавцам, потому как сам успехом у женщин не пользовался. Ему было достаточно быть себе на уме, неглупым, оставаясь всегда в тени. Принципиальный женоненавистник с «философским» подходом, он выливал в своих фельетонах пуды грязи на женскую половину человечества. И вот неожиданный крен, возвышение женщин и женского тела.

— Теперь слушаю тебя. Чем обязан? — Вовик решил передохнуть, заку­ривая третью сигарету.

— Хотелось бы тет-а-тет.

— Сделаем. Птички мои безголосые, еще бы кофейку.

Девушки нерешительно взяли со стола термос.

— Понял, — Вовик достал из нагрудного кармана джинсовой курточки три рубля.