Год длиною в жизнь

Рита сделала вежливую улыбку – она отвратительно чувствовала себя после девятичасового сидения в скрюченном состоянии. Знаменитый «Ту-104» произвел на нее тяжелое впечатление своей теснотой. До этого ей приходилось летать только на «Боингах» и «Конкордах» – те были не в пример просторней. А «Ту» очень напоминал знаменитые «хрущевки», в которых, как Риту успел просветить советский фольклор, совместили туалет с ванной, но забыли соединить потолок с полом. И за это следовало благодарить партию и правительство. А еще вернее «Ту-104» напоминал коллективный гроб… Недаром Федор заметно волновался, провожая ее. Надо будет дать ему телеграмму: прилетела, мол, хорошо, все отлично, самочувствие превосходное…

Как бы не так!

Единственное, что понравилось Рите во время полета, это вид из иллюминатора. Когда вылетели из Москвы, был уже вечер, но вскоре небеса осветились солнцем. Ну и земля – тоже. Россия оказалас ь такая огромная, такая роскошная, зеленая! Рита не могла оторваться от окна, хотя ее немного мутило. На обед и завтрак подали черную икру – в каком-то лукулловом изобилии! – с лимоном. Она помогла преодолеть приступы тошноты. Нелишними оказались также конфетки под названием «Взлетные», которые стюардессы (все красавицы, как на подбор!) разносили на подносах. Конфетки были насыпаны щедрыми грудами, и можно было взять сколько хочешь, хоть целую горсть. Рита надела на себя безразлично-наглую маску и хватанула, сколько могла сгрести пальцами. Плевать, что о ней подумает красотка-стюардесса! Если у человека желудок норовит подкатить к горлу, разве ему до приличий?

Наконец мучительный полет (правда, все же удалось пару часов поспать) кончился. Рита с затуманенной головой шла по полю, пытаясь вникнуть в пояснения своего соседа о разнице в часовых поясах. Время в Х. на семь часов отличалось от московского и на девять часов – от парижского. Если сейчас здесь одиннадцать утра, значит, в Москве шесть вечера? Ах нет, надо отнимать семь часов, а не прибавлять, солнце-то идет с востока на запад. В Москве еще пять, в Париже – три утра. Там еще вчера, а здесь – уже сегодня!

Почему-то полегчало на душе от мысли, что Георгий остался во вчерашнем дне. В прошлом. Вот и пусть там остается!

Рита получила чемодан в багажном отделении и вышла на просторную площадь. Солнечный ветер вовсю заигрывал с юбками и волосами женщин, но Рита прикрыла голову платочком и предусмотрительно надела джинсы. Немедленно выяснилось, что многочисленных таксистов, собравшихся на площади, ее тугие джинсы привлекают куда больше, чем задравшиеся юбки других женщин.

– Эй, девушка в «техасах»! Я тебя за три рубля хоть на Красную речку отвезу! – выкрикнул какой-то широкоплечий молодец в ковбойке, и мигом посыпались другие предложения:

– А я – на Базу КАФ!

– А я – в поселок Горького!

– А я – на Воронеж!

– А я – на судостроительный завод!

Названия ровно ничего не говорили Рите. Ей нужно было найти хорошую гостиницу и кое-что разузнать о городе Х. Она оглядела претендентов на ее трешку и выбрала лысого худощавого, но крепкого пожилого мужчину в черной рубашке и лоснящихся брюках. Выбрала потому, что он ни слова не говорил, а откровенно посмеивался над конкурентами.

– А вы меня куда отвезете за три рубля? – спросила Рита, подходя к нему.

– Аккурат до Комсомольской площади, – ответил он, вынимая из-за ремня черную кепку и надевая ее. – Такса простая: аэропорт – центр за три рубля, а все остальное – как счетчик покажет.

– Ну, тогда поехали, – сказала Рита. – Где машина?

– А вон тот голубой «москвичок».

Оставшиеся без поживы таксисты провожали победителя завистливыми взглядами.

– Везет Семенычу на баб, – пробурчал кто-то.

– Как всегда! – добавил другой.

Машинка оказалась чистенькая, бензином в ней не пахло. Семеныч опустил стекла, и теплый ветер пронизывал автомобиль насквозь.

– Вам, наверное, в гостиницу? Небось чтоб посовременней, поновее?

– Ну да, – не совсем уверенно ответила Рита.

Поехали.

– Вон там малый аэропорт, – говорил Семеныч. – Край-то громадный, а железных дорог мало. Шоссеек и того меньше. Авиация выручает! А вон там – кладбище. Там поворот на поселок Горького, куда тебя везти сулили за трешницу. Вон, погляди, сельхозинститут. А здесь – памятник партизанам.

– Каким? – с любопытством спросила Рита.

– Да в Гражданскую войну тут рельсы были проложены, и ходил по ним «поезд смерти». Калмыковцы, семеновцы, японцы пытали в том поезде красных, убивали, а потом сваливали в этот овраг. Потом им тут памятник поставили.

Рита хотела спросить, а где находится памятник тем белым, которых до смерти замучивали красные, но вопрос был, конечно, лишним. Судя по возрасту, человек этот успел повоевать в Гражданскую. И если он остался жив, не составляло труда понять, на чьей стороне воевал.