Год длиною в жизнь

– Пединститут, – продолжал показывать Семеныч. – Тут моя старшая дочка училась. Парк «Динамо» – гляди, какая красота! Подальше стадион, на нем зимой моя младшая призы брала за успехи в конькобежном спорте. А вон там, направо, детский парк, я туда с внучкой ходил. Хороший парк, красивый. Карусель есть, качели… Все как надо!

Рита с удовольствием смотрела по сторонам, откинувшись на спинку сиденья. Очень широкие улицы и изобилие зелени. Тополя, тополя… невероятно свежий воздух… Даже в провинциальном Энске так легко не дышалось. Ей нравился город Х., нравился!

– Ну, вот тебе площадь Ленина. – «Москвичок» сделал круг по огромной площади с фонтаном в центре. Фонтан для такого пространства был явно маловат. – Дом с колоннами – мединститут, где моя младшая училась. Кирпичный дом – третья больница. Вон там, на углу, – вторая. Высшая партшкола. Видала, какую громадину отгрохали? Вот памятник Ленину, а там, правей, гостиница «Центральная». Как она тебе?

Рита с сомнением смотрела на безликое серое здание. Какая-то политизированно-медицинская площадь – очень красные цветы на клумбах, красная кирпичная больница, суровый каменный Ленин в кепке с козырьком… Вот так ходить целый день под прицелом его взгляда?!

– А другая гостиница в центре есть? – спросила Рита с опаской. – Менее… как бы это сказать… современная?

– Ну, тогда тебе в «Дальний Восток» надо, – сказал Семеныч, – это отсюда два шага, по Карла Маркса. – Он отъехал от «Центральной» и снова обогнул площадь. – Гостиница старинная, еще до революции стояла, звалась тогда «Эльдорадо». Моя старуха в ней до пенсии работала, рассказывала, какие там потолки высокие да люстры кованые, старинные. Слава Богу, хватило ума не повыкидывать красоту. Правда, удобства там по большей части в коридоре, но тебе, может, повезет, если шоколадку дашь администратору.

Рита уже знала, что по-русски «администратор гостиницы» – то же самое, что портье. Но насчет шоколадки ничего не поняла.

– Что? – удивилась она.

– А что? – удивился и Семеныч. – Гляди, что проезжаем: Дом Коммуны, Центральный универмаг, кинотеатр «Совкино», ресторан «Уссури», кинотеатр «Гигант», почтамт, Дворец пионеров, Управление железной дороги, первая булочная, «Гастроном»… бывший магазин Кунста и Альберса. А вон и «Эльдорадо» твое, «Дальний Восток» то есть. Тут до всего рукой подать: в «Гастрономе» поесть можно купить, правда, там очереди. А где их нет? Да и зачем тебе магазин, в ресторане в случае чего поешь… Вон там, дальше, ТЮЗ, Научная библиотека, рыбный магазин, площадь Комсомольская, центральный парк, Амур, ниже, за утесом, стадион имени Ленина… Ох и большой!

– А где улица Запарина? – спросила Рита, шаря в сумке в поисках кошелька.

– Помнишь, проезжали кинотеатр «Гигант»? От него налево вниз, мимо радиокомитета пройдешь, ну и смотри на номера. Улица длинная, от Ленинской идет и аж до Серышева, где штаб округа.

– А номер 112 примерно где, не знаете?

– Знаю! – изумленно уставился на нее Семеныч. – Вокзальную перейдешь, а до Серышева не дойдешь. Аккурат возле 57-й школы этот дом стоит. А ты там к кому? Не к нам ли с Аграфеной моей в гости приехала?

– Ну и ну! – засмеялась Рита. – Вы в том доме живете? Вот так совпадение! Нет, я не к вам. А вы в какой квартире живете?

– В первой.

– Точно, не к вам. Я в четвертую. К Марине Ивановне Павловой.

– Ну и ну… – хмыкнул Семеныч.

Рита глянула на водителя повнимательней. Странная интонация.

– Вы друзья с Мариной Ивановной?

Семеныч вздохнул, снял кепку, зачем-то заглянул в нее и снова надел. Вынул из бардачка пачку папирос «Беломор». Такие папиросы Рита уже видела. Он не предложил закурить Рите. Вообще русские мужчины до сих пор верили, что женщины не курят. Французов-то уже давно отучили от таких предрассудков! Мужчина чиркнул спичкой (толщине русских спичек и количеству намазанной на них коричневой серы Рита поражалась не единожды!) и затянулся. Сквозняк, пахнущий солнцем и тополиным листом, немедленно выгнал едкий дым.

– Да как тебе сказать, – проговорил Семеныч. – Когда-то были друзья, потом… раздружились. А сейчас вот случайно соседями стали. Жена моя с Мариной Ивановной не знается – как рассорились еще в пятнадцатом году, так и не может с ней примириться. А я, честно говоря, Марине Ивановне по гроб жизни буду благодарен: ведь она меня с Аграфеной свела, кабы не Марина, мне б не то что на ней жениться – близко б не подойти. Тут вышло знаешь как? Не было бы счастья, да несчастье помогло…

Рита задумчиво разглядывала чеканное морщинистое лицо, бывшее когда-то, очевидно, красивым и дерзким. У Семеныча были совершенно желтые глаза, как у дикого кота или ястреба.

Получается, его жена не может простить Марину за то, что она когда-то устроила этот брак? Ничего себе… И как же они прожили жизнь? Он ее любит, она его – нет, однако у них две дочери, уже взрослые, ведь Семеныч в таких годах…

– Скажите… – начала было Рита, да запнулась. – Извините, я вас по отчеству знаю, а по имени – нет.

– Макаром меня зовут. Макар Семенович Донцов.