Год Дракона

– Потому что мой король служит своему народу, а не наоборот. Потому что мой король уважает свой народ, и видит в нем не стадо холопов, которым можно вертеть, как угодно, а граждан. Поэтому у нас получилось и будет всегда получаться. Было время, когда я считала, что это не так. Слава Богу, оно позади. И я теперь с моим народом, с моим королем, а они – со мной. И поэтому я здесь.

– А Майзель?

– И Майзель.

– Он тоже – часть народа?!

– Конечно, – Елена улыбнулась.

– Он еврей.

– Вы хотите оскорбить его, отторгнуть от нас, называя его евреем? Но он гордится этим. Гордится этим и счастлив оттого, что, оставшись евреем, стал частью народа. И люди это видят и понимают. И я тоже. Он другой – и он наш. В этом его сила и наша удача. Потому что, будучи другим, он сумел разглядеть в нас то, что мы сами увидеть в себе не могли, как не может человек взглянуть на себя глазами другого человека. Он – та самая приправа, которая придает нашему блюду такой восхитительный вкус.

– Да-а, – протянул Лукашенко, не глядя на нее. – Вы тоже стали, как евреи, – друг за друга готовы всем вокруг глотки перегрызть…

Я знаю, почему ты так ненавидишь его, подумала Елена. Он сделал мечту реальностью. Нашей жизнью. Это его любят – не тебя. И ты – от зависти – возненавидел его за это. И на этом тебя подловили… Ты завидуешь ему, потому что в тебе нет ни капли благородства. Ты низкий человек. Ты хочешь заменить любовь страхом, потому что завидуешь, – настоящей завистью, такой, когда знают, что у самих никогда не будет и хотят, чтобы не было у всех остальных, – никогда… Ты полюбил страх. Свой и чужой. И хотел сделать страх всеобщим, всех заразить страхом и завистью… В тебе было что-то хорошее – когда-то. Наверное. Во всех есть. Абсолютных злодеев нет. Но это сгорело. Ты сам это сжег. А он – нет. Не смотря ни на что… Потому что в нем есть не только страсть, но и благородство. Он знает, зачем. А ты не знаешь, и уже очень давно. Посмотри только, что ты натворил… И теперь вовсе не он хочет уничтожить тебя. Это чуть ли не весь мир хочет тебя уничтожить. Те самые братья-славяне, которых ты мечтал утянуть в преисподнюю под мудрым руководством себя, любимого. И они уничтожат тебя. Придут, освободив от тебя народ, возьмут его, как сироту, в семью, будут любить и воспитывать, помогут вспомнить, что такое честь, долг и отечество. Все то, что он… нет, не научил нас этому, в нас все это было, просто он помог нам это вспомнить, понять, что это не стыдно – любить свою родину, свой народ, служить ему всей своей жизнью и существом. А тебя, – тебя размажут по стенке, как таракана, и от тебя останется только мокрое место. И вовсе не он это сделает, хотя он действительно всегда с удовольствием сам убивает своих врагов. И даже не физически. Нет… На этот раз все будет по-другому. Тебя будут судить. Пусть и не сейчас, позже… А потом оставят на четыре секунды один на один с Квамбингой…

– Я читал вашу книгу о нем. Вы просто влюбленная женщина, вот и все. А он использовал вас, и продолжает это делать…

– Вы ошибаетесь, Александр Григорьевич, – мягко и печально улыбнулась Елена. – Нельзя использовать тех, кого любишь. Тех, кого любишь, можно лишь заслонить собой.

– Но вас он послал сюда, ко мне…

– Нет, я уже говорила. Я приехала сама. Чтобы заслонить тех, кого я люблю, в том числе и его. Заслонить от ошибки, от гнева, делающего слепым, от того, о чем человек потом жалеет всю жизнь. От мести, в которой нет ни нужды, ни смысла. Он мог легко помешать мне приехать сюда и послать вместо меня десант, который шутя уничтожил бы вас, как множество раз проделывал это с другими. Но если мы с вами поймем друг друга, этого не произойдет. Хотя, возможно, вы и заслуживаете этого…

– Вот как?

– Но я не имею права решать это. И он не имеет права. Никто, кроме Создателя, не имеет на это права.

– Почему он сам не прилетел, если он такой смелый?

– Он не может с вами разговаривать. После всего, что вы сделали…

– Я ничего не делал ему лично.

– Зачем вы штурмовали посольство?

– Зачем-зачем, – скривился Лукашенко. – Деньги нужны, вот зачем. Наличные. Доллары. А то ваш Майзель все забрал… Все каналы перекрыл, все счета… Как будто это его собственное…

– Какие… деньги?!

– Деньги, которые были в сейфах вашего посольства. Сто семьдесят миллионов долларов.

Ах ты, тварь, подумала Елена. Вот оно что… Суверенитет, государство… Все дерьмо. Деньги. Пиастры. Тварь…

– Сумасшедшие деньги, – она усмехнулась. – Только из-за этого?! Сколько же ваших солдат погибло при штурме?!

– Не ваше дело. Ваши-то все живехоньки выскользнули…

– Зачем вы приказали убить Корабельщиковых?

– Я приказывал… Я хотел…

– Вы хотели сделать ему больно. И вы приказали убить Корабельщикова. Но ваши люди хорошо понимают ваши приказы, Александр Григорьевич. Поэтому они убили не только его, но и его жену и их неродившегося ребенка. И девочка их уцелела совершенно случайно. Вы думаете, он может разговаривать с вами после этого?

– Я не знал. Мне потом доложили… Они готовили переворот, я только защищался…