Год дракона

Воздвиженский поджидал Никонову возле дома, где она жила. Увидел ее издали. Она понуро шла, руку оттягивала сумка с продуктами. Воздвиженский подошел, поздоровался, взял сумку… и удивился затравленному, перепуганному, даже мертвенному взгляду Татьяны Ивановны.

— Что с вами?

— Зачем… зачем… вы… пришли?.. — судорожно сорвалось с побелевших губ женщины.

Воздвиженский растерялся. Остановился невольно.

— Я хочу поговорить с вами, Татьяна Ивановна. Вполне дружески, — поспешно добавил он, — Клянусь, наш разговор, если вы, конечно, согласитесь, останется между нами. У вас неприятности? Что в МВД? Взяли подписку о невыезде?

Губы женщины изогнулись горестно:

— Если бы… Если бы… — повторила она, глядя поверх лица Воздвиженского. — Может, это было бы лучше, понятней… Я виновата, конечно. А что вы, Вадим Федорович, хотите от меня? Вас Арбузов прислал?

— Нет. Но нам нужно с вами поговорить. Хотя бы для того, чтобы выжить в складывающейся ситуации.

Никонова взглянула диковато, кивнула и тихо проговорила:

— Хорошо. Пошли. Второй подъезд.

— Значит, для ОБХСС секретов нет, — задумчиво и печально проговорил Воздвиженский, столь скорое прозрение органов не входило в его планы. — Тогда почему они медлят?

— Да если за фактическое сокрытие доходов арестовывать председателей правлений, почти все кооперативы придется закрыть. Известно, кооператоры не всегда умеют вести бухгалтерское хозяйство. Мы, например, как проверяем? Берем декларацию о доходах, смотрим объемы производства, их соответствие с документацией. ОБХСС ничего нового пока не изобрело, так же поступает. Ну и что? Декларация о доходах — это своего рода сочинение на вольную тему… — она усмехнулась. — И вообще я зареклась, если история с «Элладой» для меня закончится более-менее спокойно, уйду из инспекции. Хоть в сберкассу, деньги выдавать. Иной раз поговорю с сослуживицами… Что мы, бабы, можем против этой рати? Да на наше место надо дюжих мужиков с охраной! Как-то делается у нас не по уму… Приняли закон о кооперации. Хорошо. Но уж тогда дайте подзаконные акты, все, вплоть до формы отчетности и учета.

— Да что вы хотите, Танечка, — вздохнул Воздвиженский. — Когда разрешили кооперацию, имелось в виду, что заниматься этим делом будут студенты, домохозяйки, пенсионеры, совместители…

— Да, а пришли здоровые лбы и бывшие акулы теневого бизнеса. По-моему, они только того и ждали. Неужели непонятно? А те, кто кооперацию пропагандирует, нас, инспекторов, послушали бы. Да и народ говорит — он же видит. Между прочим, ходят слухи, что ваш Арбузов — подставная фигура. Есть некто, кто дал ему средства на пай.

— То есть Арбузов практически отмывает чьи-то деньги?

— Такие ходят разговоры. Я верю, что наш разговор останется между нами, поэтому и говорю вам откровенно, что знаю, что слышала. Эти разговоры пошли из нашего исполкома, где, как вы понимаете, Арбузову и выдали разрешение на организацию «Эллады». Да я и сама порой думаю: откуда у работника министерства, даже очень солидного министерства, даже при высоком должностном окладе, выискалась сумма, чтобы сделать взнос и открыть такой огромный кооператив, как «Эллада»? Наследство от дядюшки получил из штата Мичиган?

— Я бывал у него дома. Богатая обстановка… — проговорил Воздвиженский, угадывая, к чему клонит Никонова.

— Ну и что? Сейчас у всех шикарная обстановка. Я из последнего тянулась, алименты откладывала, чтобы мебель купить.

«Она меня не поняла, — подумал Воздвиженский. — У нее о шике даже представления нет. Богатство богатству рознь. Но с другой стороны, действительно, откуда у Арбузова могло быть так много денег? Даже сейчас я бы не смог накопить сумму достаточную, чтобы внести пай и пройти в правление. А я получаю больше, чем прежде получал Арбузов в своем министерстве. Да у него еще и склонность жить на широкую ногу!»

— Все эти ваши «Афродиты», «Амуры», «Меркурии», ей-богу, это бывшие подпольные цеха, а их руководители — легализировавшиеся цеховики. Об этом никто не задумывается всерьез, вслух никто не говорит, вот что я вам скажу.

— И Ламко из бывших «цеховиков»?

— Откуда я знаю! Я с ней плохо была знакома. А вот с документами покойница умела обращаться. Пожалуй, у нее я никогда не находила прорех, в которые можно было бы спрятать деньги.

— У других находили?

— Конечно, вы это сами знаете. А что я могу сделать? Только закрыть глаза. И не потому, что что-то с этого имею… Я знаю, иные инспектора берут. Может быть, и я брала бы, если бы не боялась за дочь. Если я сяду… — Татьяна Ивановна всхлипнула. Воздвиженский погладил ее по руке:

— Ну что вы, что вы… Ведь вас не подозревают.

Она замотала головой:

— Подозревал…. Полковник этот… Но, наверное, убедился, что я… Никак не мог понять, почему я запуталась именно в феврале… Я объясняла, стало сложнее, предприятие все время растет… Но я не брала! — Она посмотрела на Воздвиженского глазами, полными муки.

— Вам угрожали?

— Нет. Поверьте, нет. — Она отвернулась, поправила диванную подушку, а потом, внимательно посмотрев на Воздвиженского, осторожно спросила:

— Вадим Федорович, кто такой Макс?

— Не знаю. А что?