Год Единорога

— Ты умна и наблюдательна, леди, если успела так быстро во всем разобраться. Теперь послушай меня — что я думаю о своем и о твоем будущем. Ты права, чтобы Нордендейл воскрес, ему нужен новый лорд. И мне кажется, я вполне бы мог справиться с этим. Здесь я уже подобрал людей, которые меня поддержат. Ты видела здесь Ура, который все получил от рождения, все потерял и теперь пропивает остаток. Я — другой. Я сам завоюю себе место под солнцем и не собираюсь быть игрушкой судьбы.

Я не знаю имени моего отца, — взволнованно продолжил он, — слышал только, что он был не из простых. Мать моя была служанкой и работала за одежду и хлеб для себя и меня. И еще в детстве я понял, что только ремесло воина может вывести меня в люди. Безродных не жалуют ни в одном сословии, зато солдата обычно не спрашивают о родне. Я научился драться любым оружием и приобрел опыт. Тут началась эта война, и всем стали нужны такие, как я. Так я дослужился до маршала лучников. Но я давно понял, что сейчас для умного человека самое время подумать о будущем. Многие знатные фамилии перебиты в войне, а значит, долины остались без хозяев. И я давно решил попробовать стать новым хозяином. Со своим опытом и отрядом верных людей я смогу помочь восстановить хозяйство. И почему бы не попробовать все это в Нордендейле?

Он замолчал, и Герта поняла, что он первый раз высказал вслух самые заветные свои мечты.

— Я понимаю все, что ты задумал, и считаю, что рискнуть стоит, — сказала Герта, — но при чем здесь я и мое будущее?

Он открыто и искренне глянул ей в глаза, но она явно не понимала, что он имеет в виду.

— Мне кажется, леди, у нас с тобой много общего, — он улыбнулся, — дороги наши сошлись, и я думаю, мы не будем жалеть об этом. Не спеши отказываться, подумай. Завтра я поговорю с теми, кого подобрал здесь. Я думаю, они с удовольствием присягнут мне. С этим отрядом мы проводим тебя в Литендейл, и ты сможешь отдохнуть там какое-то время. До Литендейла здесь недалеко…

— Два дня для верхового отряда, — ответила она, успокаиваясь.

— Отлично. Потом я с отрядом отправлюсь в Нордендейл. Я думаю, мне хватит два-три дня, чтобы разобраться там. А потом я приеду в Литендейл и спрошу тебя, как положено по обычаю, согласна ли ты идти по одной со мной дороге.

— Маршал, ты опять забыл, что я не девушка и не вдова. И у меня будет ребенок.

— Но ведь Гуннора пообещала, что в нем не будет дурной крови? И я думаю, этот ребенок вполне может быть нашей общей радостью.

Она внимательно смотрела ему в глаза, пытаясь понять, насколько серьезно он говорит. Прижав руки к груди и касаясь талисмана Гунноры, она надеялась и боялась поверить, и еще страшнее было обмануться.

Наконец она решилась.

— Проводи меня в Литендейл, и я буду ждать твоего возвращения. И если ты тогда повторишь свой вопрос, я думаю, ответ тебя не разочарует.

ГОД ЕДИНОРОГА

1

В нашем замкнутом и скучном монастырском мирке любая новость из большого мира становилась событием.

С высокой колокольни Норсдейла смотрела я на холмистую равнину, тянувшуюся до далеких голубоватых горных хребтов. Еще совсем недавно на ней гремели сражения, и долгие двадцать лет шла партизанская война с захватчиками. Наконец удалось оттеснить их к берегу моря, из-за которого они явились, и после жестокой битвы вышвырнуть с нашей земли. Но и во время долгожданного мира люди долин не забывали язык боевых мечей.

Обо всем этом мы в Норсдейле знали только по слухам, так как пламя войны никогда не проникало так далеко от моря и не достигало стен нашей тихой обитали. Только беженцы из разоренных войной долин, искавшие пристанища в наших мирных стенах, доносили до нас отголоски творившихся ужасов. Сами мы никогда не видели отрядов ализонцев, и женщины в монастыре ежедневно возносили за это благодарственные молитвы.

Все это беспокойное время я безотлучно провела в монастыре, хотя временами и готова была задохнуться в его затхлой неподвижной атмосфере. Очень трудно жить среди людей, чуждых тебе не только по крови, но и по духу. Кем же, собственно, я была? Любой в монастыре ответил бы на этот вопрос примерно так:

“Джиллан? Она работает в саду трав вместе с леди Алюзан. Приехала в монастырь лет восемь назад в свите леди Фризы. Травы она знает хорошо и сама их выращивает. Красавицей ее не назовешь, и знатной родни у нее нет. В часовне бывает на обязательных молитвах, но не похоже, чтобы она собиралась стать монахиней. Впрочем, она не много говорит о себе…”

Да, мы все здесь мало говорим о себе. Монашки и леди, нашедшие в монастыре убежище — о чем им говорить со мной? Правда, они не упускают случая подчеркнуть, что я здесь чужестранка.

Я помню корабль в штормовом море. Это был ализонский корабль, но я точно знаю, что сама я не ализонка. Я была еще совсем маленькая, но все же понимала, что на этом корабле меня вез, ут с какой-то целью, только не знала с какой и боялась. Зачем я здесь, знает только тот, кто привел меня на корабль, но его убило упавшей мачтой.