Год гражданской войны

– Это я уже понял, – Матвей Александрович покачал головой. – А в последнее время он не вёл себя как-то странно? Необычно?

– Нет, я такого не замечал.

– Высказывался ли он о ком-то вышестоящем в пренебрежительной форме?

– Нет, никогда.

– Обо мне?

– Нет, что вы, – не считать же слово «мудак» пренебрежительным.

– Хорошо, хорошо, я понял.

Где-то минуту мы провели в атмосфере неловкого молчания, словно парочка на первом свидании, когда разговор не заладился. По крайней мере, мне было неловко. Затем он мечтательно встал у окна, уперев руки в бока.

– А знаете… пойдемте-ка со мной, я вам кое-что покажу.

Он встал за моей спиной, открыл дверь и пригласил меня пройти с ним. Мы вышли в коридор, а затем спустились по лестнице в подвал, где находились камеры предварительного задержания. На секунду, когда мы проходили мимо первого этажа, мне захотелось сбежать – выпрыгнуть в окно или просто прорваться через дверь, но я не стал.

Внизу дурно пахло, сыро и застарело. В одной из камер находился молодой человек, все тело которого покрывали синяки. За столом недалеко сидел молодой бритоголовый полицейский, уткнувшийся в компьютер.

– Как служба? – спросил Матвей Александрович у бритого.

– Все покойно, – ответил тот.

– Что он сделал? Убил кого-то? – спросил я у Матвея Александровича про парня в

камере.

– Нет. Это у нас режиссёр-любитель. Хе-хе. Снимал документальный фильм там, где не положено. А это уже десяток статей, от незаконного хранения оборудования для фото и видеосъёмки до злоупотребления свободой прессы.

– И что теперь с ним будет?

– Он здесь уже два месяца. У него на свободе брат, может, тоже режиссёр. Мы его ищем. А этого может здесь оставим, а может на передовую пошлем, в бой, отдавать невосполнимый долг Родине.

«Зубр» говорил об этом с усмешкой, периодически поворачиваясь к молодому охраннику за одобрением, но при этом он был абсолютно серьезен. Я ни на секунду не сомневался, что больше этого парня никто не увидит. Мне было его очень жалко, но быть на его месте мне не хотелось.

– Пойдем, покурим.

Мы вышли через заднюю дверь и встали под козырьком. Вокруг нас были только пустые пластиковые бутылки, какие-то коробки из-под шампанского, банка для окурков и собачья будка без собаки.

– Я вот что хотел обсудить с тобой. Ваш Аркадий употребляет наркотики. А это нехорошо. Сидит прочно, как трусы на библиотекарше. И мне от тебя кое-что нужно… Ему не надо было добавлять, что будет, если я этого не сделаю.

– Он не употребляет, мы бы заметили.

– Нет, не заметили бы. А ты думаешь, чего он такой душевный и креативный? Я знаю парня, который ему продает, он у нас на контроле. Вы все у нас на контроле, если уж на то пошло. Мне с самого начала не нравилось то, что вы тут ошиваетесь. Я журналистов не жалую, ты пойми. Мне лишние уши и глаза тут не нужны. Своих проблем хватает, ситуация в стране напряженная.

– И что я должен делать?

– Я хочу, чтобы ты предоставлял мне отчет о том, что он делает и говорит. Любая активность – я должен знать. Если он что-то о ком-то скажет – я должен знать. Что вы снимали, когда, о чем говорили – все в докладах. Можно от руки.

Он глубоко затянулся.

– Нас окружают враги, понимаешь? Эта земля – это земля наших предков, Священная земля. Ее кровь – это наша кровь. А они хотят ее отнять, разделить, разобщить нас. Только когда мы едины – мы сильны. Такие люди как Аркадий этого не понимают. Они не уважают подвиг наших отцов и дедов. Ты уважаешь подвиг дедов, а?

– Да, конечно.

– И ещё одно – я должен знать, есть ли у него гомосексуальные наклонности.

– И как я это узнаю?

Матвей Александрович молча посмотрел на меня.

– А ты не куришь?

– Нет. Можно один вопрос?

– Давай.

– А у вас есть мать?

Матвей Александрович задумался. Он бросил окурок на асфальт и раздавил его ногой.

– Пойдем в кабинет.

Мы вернулись в кабинет.

– Ты не волнуйся, вся твоя работа будет вознаграждена. Если Аркадий сделал из тебя телевизионного мэра, то я сделаю из тебя настоящего губернатора. Неплохая карьера, а? Когда всё это закончится, а это скоро закончится, надо будет оставить на местах своих людей. Семьи у тебя нет, так что ты можешь начать здесь хорошую новую жизнь. Устраивает?

– Устраивает.

– Вот и хорошо. Наташа выдаст тебе инструкции – выучи их и уничтожь бумажку. Там

указано на какой номер звонить, чтобы сообщать сведения. Если нужно передать документы, в городе есть несколько почтовых ящиков для писем, воспользуешься ими. В инструкции всё написано – все адреса, явки, пароли. Никому её не показывай.

Перед тем, как выйти из кабинета, я обернулся и спросил:

– А если меня поймают?

– Всё отрицай.

– Но если…

– Не важно. Даже если тебя поймают с пистолетом в руке и трупом на полу – всё отрицай. Покажут видеозапись – это монтаж. Покажут документы с твоей подписью – это подделка. Всё отрицай. Всегда.