Год гражданской войны

– Так всегда так делается. Тихо выйдете на свободу через два месяца. Главное, ведите себя хорошо. Начальник тюрьмы в курсе, как с вами надо обращаться. Если вовремя заносить, то у вас не будет никаких нареканий. Я думаю, что это победа.

Герман улыбнулся и ушёл раздавать интервью. Я взялся за дверь клетки и понял, что она не заперта. Я вышел на свободу. Никто меня не остановил. Следователь собрал свои бумаги в портфель и ушёл. Секретарь тоже смылась, бросив свои бумаги. Я сделал робкий шаг вперед. Затем ещё один. И ещё один. Меня никто не остановил. Значит, надо держаться тихо. Я прошел к Лере.

– И что теперь?

– Не знаю. Надо это все смонтировать. Да ещё так, чтобы это по времени казалось долгим. За пару дней сделаем. Черт, у тебя пиджак один и тот же на всех съемках. Ладно, кто на это смотреть будет. А если что, скажем, что это архивные кадры. Пойдем уже.

Мы пошли прочь из зала суда. Я думал о том, почему Лера меня не сдала. Мне хотелось думать, что она каким-то образом почувствовала, что я защитил её в той ситуации с Интернетом и вернула мне долг. На самом деле, если бы она сказала, что видела меня той ночью, ей пришлось бы признаться в том, что она нарушала комендантский час. Да ещё и не одна. Своего парня тоже пришлось бы сдать.

Когда мы вышли из здания, меня ослепило яркое солнце. После того, как мои глаза привыкли к свету, я увидел на тротуаре напротив высокого мужчину в твидовом пиджаке. Это был сигнал. Он ничего не обязан был мне передавать, он сам был посланием – надо зайти к Матвею Александровичу. Когда он понял, что я всё понял, то сразу удалился.

Ближе к вечеру я пошел пешком до здания ЗУБРа, попутно обдумывая то, что я собираюсь сказать или как оправдывать свое поведение. Мне казалось, что меня разоблачили. Скорее всего, они арестуют меня на входе, но Матвей Александрович ещё должен со мной пообщаться. Значит, меня будут ждать на выходе из его кабинета. Я представлял себе как дерусь с полицейским спецназом, прорываю их блокаду, поднимаюсь на крышу и спускаюсь по проводам благополучно вниз на улицу. Затем мимо меня проезжает автобус – и я исчезаю. Но это была фантазия. В реалистичном варианте я получал несколько пуль в спину под грустную музыку. В замедленной съемке я падал на пол в коридоре или вылетал из окна, после чего слышался глухой удар об асфальт. А в самом реалистичном меня вырубали первым же крепким ударом по голове. Затемнение. А в самом-самом реалистичном сценарии я просто сдавался. Даже без грустной музыки.

Матвей Александрович как всегда заставил меня немного подождать. Ровно столько, чтобы я поволновался, но при этом расслабился от рутинной обстановки. Он указал мне на кресло. Я сел. Матвей Александрович был очень официален.

– Я хотел бы поговорить с вами о том планшете, что вы нам дали. Как, вы говорите, он к вам попал?

– Аркадий забыл его на диване в гостинице. Я нашел его утром, когда проснулся.

– Выходит, вы спали не в своем номере. Так часто бывает? А зачем вы спали на диване в фойе?

– Я так устал, что решил присесть и уснул. Просто до номера не дошел. Там лестница заканчивается, и тут же диван стоит. Вот и получилось. Утром проснулся, и мне показалось, что я лежу как-то неудобно. Оказалось, что под моей подушкой был планшет.

– Он мог сам его там оставить?

– Не думаю. Меня только кто-то накрыл пледом, пока я спал. Я никого не видел. Но вряд ли это был Аркадий.

– Почему вы так решили?

– Не знаю, он бы не стал так делать.

– Вы включали планшет?

– Включал.

– И что?

– Ничего, там пароль. Я не смог войти.

На самом деле я смог. Аркадий постоянно ходил с этим планшетом, он столько раз вводил на наших глазах пароль, что он навсегда отпечатался у меня в голове – 3113.

– А что?

– Нет, ничего. ещё один вопрос – вам удалось узнать, являлся ли Аркадий представителем сексуальных меньшинств?

– К сожалению, не удалось. Если так говорить, то по-моему он был самым обычным мужчиной.

Матвей Александрович немного расстроено покачал головой.

– Хорошо. Мне необходимо было уточнить кое-какие детали. Пойдемте, покурим.

Когда я вошел в планшет, я нашел там наши характеристики и подчистил всё, что он написал про нас плохого. Я удалил информацию о дерзости Леры, о ситуации с Интернетом, о её тупости. Мысли Аркадия об её внешнем виде я оставил, потому что их одних хватало, чтобы подтвердить подлинность документа. Он прошёлся и по её одежде, и по её фигуре, и по её прическе. Кажется, она вызывала у него какую-то особенную неприязнь. Его бесила её «толстая жопа», «желтый пиджак» и «стрижка под мальчика».

Про Юру он писал преимущественно хорошо. Называл его исполнительным, ответственным, послушным. Однако отмечал его склонность к неподобающим, антиправительственным шуткам и анекдотам, его пристрастие к алкоголю и вялый характер. Про Игоря там было мало, человек-то новый. Как я понял, его рекомендовал кто-то сверху, так что Аркадий свое мнение придержал. Но абзац про алкоголь я немного сократил. Ничего особенно плохого там не было.