Год Иова

— Они могут сделать это случайно, — отвечает он. — Почему бы не покончить с этим сегодня? Иначе они окружат твой дом и попытаются нарушить границы твоих владений.

Он берёт её под руку, чувствует, что под жакетом и рубашкой лишь кожа да кости.

— Я серьёзно. Ты сегодня хорошо выглядишь. Сьюзан, эти гобелены прекрасны. Люди захотят узнать побольше о женщине, которая их создала. Ты больше не можешь скрываться. Это твой звёздный час. Почему бы тебе просто не расслабиться и не радоваться ему?

— Ты бы, конечно, обрадовался.

Они идут по огромным белым комнатам, на стенах которых вывешены её ничтожество и величие. Она ковыляет рядом с ним.

— Позировать фотографам и быть центром внимания — это смысл твоей жизни. — Она задиристо ему улыбается. — Думаю, мне не удастся подкупить тебя, чтобы ты надел платье и парик и сыграл мою роль.

— Бог сразит меня на месте, — говорит он вполне серьёзно. — Ах, чёрт, — говорит она. — Они идут.

Он, безусловно, тоже испытывал свой звёздный час. Его часто фотографируют. Он часто бывает центром внимания. Уже через несколько часов после подписания контракта с Зигги машина пришла в действия. Он не расслабился, а покорился. Он, конечно, не наслаждается этим. Этим наслаждается Билл. Наслаждается лихорадочно. Каждый вечер он возвращается из магазина домой, от него пахнет потом и шеллаком, глаза его блестят, он горит желанием узнать, кто брал у Джуита интервью между съёмками или за ленчем, кто фотографировал его, кто снимал его на видеокамеру и записывал его голос на плёнку, в какой теле-или радиопередаче это будут передавать, в каких газетах или журналах напишут о Джуите. Джуит занят приготовлением обеда, и одновременно он учит текст для завтрашних съёмок, он повторно прокручивает магнитофонную запись с репликами, то и дело заглядывая в текст, который лежит на кухонном столе — Джуит шутит с Биллом, рассказывает ему обо всём, что тот хочет знать. Однако эта игра уже успела его утомить.

— Билл, да какая разница? — говорит он. — Какое это имеет значение?

— О чём ты говоришь?

Как всегда в это время Билл раздевается перед душем на кухне, слушая, как Джуит либо отвечает ему, либо уклоняется от ответов. И сейчас он стоит на кухне. Из его грязной руки свисает рубашка.

— Огромное значение. О тебе хочет знать вся страна. Каждую неделю этот фильм смотрят шестьдесят миллионов. Им плевать на предвыборную кампанию. Им плевать на Иран. Они думают только о «Тимберлендз». Разве это не имеет значения?

Джуит выключает магнитофон.

— Билл, на эту роль могли взять двадцать других актёров. Это не моя личная заслуга. Разве я это чем-нибудь заслужил? Это случайность. Дурацкое слепое везение. Зигги Фогель захотел стать святым.

— Он должен тебе! — кричит Билл.

— Если тебе угодно.

Джуит поднимает крышку над кастрюлей с двойными стенками и помешивает деревянной ложкой голландский соус.

— В любом случае, это не заслуга моего актёрского мастерства. В этом тягучем шоу актёрского мастерства не нужно. — Хорошо, но почему тогда ты собой недоволен?

— Я не то, чтобы недоволен.

Утомлённо, Джуит слегка постукивает ложкой о край кастрюли и откладывает её на квадратный кусок фольги, что лежит на плите. Крышку он оставляет приоткрытой.

— Я просто не хочу себя обманывать. Я — муха, из которой телевидение раздувает слона. Билл, эти шестьдесят миллионов тупиц не увидят меня в «Тимберлендз» ещё целый месяц. Какая же я к чёрту знаменитость?

— Ты получил то, что тебе причиталось.

Билл сбрасывает с себя потрёпанные шорты — обрезанные выше колен джинсы «Ливай’с». Он остаётся в красных плавках. Джуит ощущает прилив похоти. Тело Билла никогда не наскучивает ему.

— Пришло время, и все на тебя обратили внимания, а ведь многие годы не обращали.

— Они боятся, что после смерти Джада Нортона зрителей станет меньше. Поэтому они и используют меня, чтобы переключились зрители. — Джуит усмехается. — Что ж, Бог им в помощь.

Билл смотрит на него с недовольством. Он открывает рот, чтобы произнести следующий аргумент, но вместо этого говорит:

— Я иду в душ. После этого мы можем выпить. Ты выпьешь, и почувствуешь себя лучше.

И вместе с комком одежды он удаляется по коридору.

— Не знаю, почему тебе всегда хочется портить мне настроение.