Год Иова

Джуит отогнул створки крышки. Обёрнутый толстой прозрачной полиэтиленовой оболочкой и обжатый пенопластом, телевизор прочно сидит в ящике. Пенопласт не оставил в ящике места для того, чтобы Джуит мог медленно вынуть телевизор, просунув ладони под него. Он наклоняет картонный ящик, встаёт на колени, чтобы порвать полиэтиленовую оболочку. Он вздыхает, поднимается, переворачивает ящик вверх дном и вытряхивает оттуда неподатливый телевизор. Телевизор, стиснутый скобками пенопласта, вываливается на кровать. Джуит отдирает скобки, отслаивает прозрачную липкую ленту, разворачивает полиэтиленовую обёртку с воздушными пузырьками. Телевизор сияет новизной и пахнет складским помещением.

Сьюзан отключила старый телевизор и убрала его поржавевшую антенну. Джуит поднимает его и выносит по коридору, через кухню, на заднее крыльцо, в компанию печальных хризантем. Он возвращается и видит, что Сьюзан уже размотала шнур от нового телевизора. Со шнуром в руках она подходит к тумбе, на которую Джуит поместил новый телевизор. Она приседает и втыкает штепсель в розетку. Следующие двадцать минут она ворчит на инструкцию, плохо переведённую с японского, и они настраивают цвета. Вскоре красные, синие и зелёные цвета упаковок со стиральными порошками и пакетов с детским питанием, которые рекламируют на канале, начинают выглядеть так же, как в супермаркете.

Сьюзан очарована. Она сидит на краю кровати, уставившись на эти цвета сквозь толстые стёкла своих очков, словно раньше вообще не имела представления о цветах. Плечи её приподняты от радости, ладони зажаты между колен, обтянутых старыми джинсами. Она ослепительно улыбается, словно рождественский младенец. Она смотрит на красивых пышущих здоровьем причёсанных и опрятных подростков, одетых с иголочки. Они заняты какими-то проказами в загородном доме. Дом этот, судя по интерьеру — мечта типового скупердяя среднего достатка. Но это не важно. Важно лишь то, что всё это она теперь видит в цвете. Джуит смотрит на часы и покашливает. Она не слышит. Она заворожена. Он подходит к телевизору и выключает его. Она вздрагивает от удивления.

— Нам надо ехать, — говорит Джуит. — Предварительный показ начинается в три, а ты хотела окинуть всё ещё раз свежим взглядом, пока не запустят людей. Кроме того, нам надо купить тебе одежду.

Она издаёт стон и с недовольной гримасой встаёт с кровати.

— Ты обещала, — говорит он.

Она ковыляет к новому телевизору и гладит его.

Она улыбается Джуиту.

— Я не сделала этого раньше, — говорит она, — поэтому должна это сделать сейчас.

Она перестаёт улыбаться. Она выдвигает ящик комода и вынимает оттуда небольшой коричневый блокнот. — Ты не можешь позволить себе такие подарки. Я выпишу тебе чек.

— Ты забыла, что теперь я звезда. Для нас, звёзд, дарить новые телевизоры — дело привычное.

Он подходит к ней, вынимает из её рук чековую книжку, кладёт обратно в ящик и задвигает его.

— Пойдём, поболтаешь со мной, пока я буду готовить ленч. Она ловит его за руку.

— Нет. Вечно ты делаешь всю кухонную подёнщину за меня. Сегодня мы позавтракаем не дома.

Она определённо чувствует себя лучше, не правда ли? Да у неё просто прекрасное настроение. Она ведь терпеть не может есть на людях.

— Кроме того, я захвачу с собой чек.

Он скептически вздёрнул бровь:

— И ты не попытаешься улизнуть от покупки одежды?

— Разбей моё сердце, — торжественно, как в детстве, взмахнула она рукой, — в надежде, что сгину.

Её одежда выцвела, износилась и изрядно побита молью. Однако, это ещё не всё. Её одежда выглядит смешной и жалкой ещё потому, что велика ей. Она на ней висит. Болезнь превратила её из маленькой упитанной женщины в худосочного ребёнка. Пожилого ребёнка, которого пугают не выдуманные, а реальные страхи, те страхи, которые навсегда привили ей супермаркеты. Она ковыляет подле него мимо возвышающихся холодильников, сияющих плит, кухонных комбайнов в мальчиковую секцию. Она грустно усмехается. — Господи, как мне противны запахи магазинов. Хочется развернуться и бежать без оглядки.

— Courage, mon amie, — цитирует Джуит их любимую детскую сказку «Монастырь и очаг», — le diable est mort.

— Надеюсь, — говорит она и умоляюще на него смотрит. — Ботинки тоже?

— Посмотри на свои. Безусловно, тебе нужны новые. У тебя есть дырки в носках?

Она плюхается на стул в обувной секции. — Ты выкинул всё дырявое, — упрямо сказала она.