Год Иова

— Ты говорила, что матери лечение помогало, — напоминает он.

Ее смех слаб и ироничен.

— О, да. И тогда она забывала о болезни. Но очень расстраивалась, что выпадают волосы — ты знаешь, это всегда бывает, когда лечат химиотерапией. Ей нравилось выглядеть красивой. А я не могу выглядеть красивой, даже если очень постараюсь. И мне плевать на волосы. Но рвота — это страшное дело. Помнишь, как я ненавижу рвоту? Ты часто держал мне голову. — Она опять пробегает пальцами по ткани и вздыхает. — Впрочем, это неважно. Зато у меня появится время закончить работу.

Она пристально смотрит на брата.

— Ты будешь держать мне голову? — спрашивает она и поспешно добавляет: — Я могу нанять сиделку, с деньгами у меня всё в порядке, а у тебя своя жизнь.

— Временем я располагаю, — говорит он. — Не буду врать, мой телефон не обрывается от звонков с предложениями о работе.

Он гладит её по волосам. Мягким, нежным волосам пожилой женщины.

— Если эта ситуация чудесным образом переменится, мы подумаем о сиделке.

Она берёт его ладонь и на мгновение прижимает к своей щеке, тоже мягкой, как у пожилой женщины. Она целует ему руку и улыбается.

— Я часто вижу тебя по телевидению. Я горжусь тобой.

— Должно быть, ты смотришь на меня, почти не моргая, — шутит он. — Мои рольки проскакивают почти молниеносно. Иногда я захожу в книжные магазины, чтобы бесплатно почитать журналы по искусству. Ты в них появляешься чаще, чем я по ящику. Это я горжусь тобой. Когда я был в Лондоне с этим паршивым мюзиклом, я ходил в галерею Тейт и видел там твои гобелены. Я всем посетителям уши прожужжал, что ты моя сестра.

— Должно быть, они подумали, что ты спятил, — говорит Сьюзан, но видно, что она довольна. Он знает. Когда она довольна, она краснеет.

Он смотрит на часы.

— Близится полдень. Хочешь, приготовлю ленч?

Она гримасничает:

— Чтобы подкормить эти ненасытные белые клетки?

— Ах, Сьюзан. Будет тебе.

От её сарказма у него мурашки по коже.

— Прости, — говорит она, — но я перестала готовить себе ленч. Мне надо много работать.

Она опять принимается ткать.

— Я полна идей. Если я не сломаюсь, то смогу их осуществить.

Он идет в кухню, бросая на ходу:

— Раз уж ты собралась стать инвалидом, не надо противиться, когда за тебя что-то делают другие. Я хочу готовить. Можно?

— Спасибо, — кричит она ему вдогонку, её станок продолжает стучать.

Кухня просто ужас. Линолеум испещрён грязными пятнами и мазками. Кастрюли на плите закоптелые, сальные, с присохшими остатками пищи. Тарелки и стаканы навалены горой на столике у мойки — немытые. Он открывает захватанную дверцу холодильника, который давно не протирали. Лампочка перегорела, а внутри резкий запах испорченных продуктов. Должно быть, она махнула на себя рукой? Наверное, она поняла, что с ней происходит, задолго до того, как заставила себя пойти к доктору. Он ковыряется среди мисок, содержимое которых покрыто пушистой плесенью, пластиковых сумок, обмякших от овощей, которые превратились в коричневую жижу; находит прозрачную упаковку позеленевшего бекона. Принюхивается к красно-белому пакету молока. Прокисло. Рассматривает три яйца в ячейках на дверце. Вряд ли они могут быть свежими. В заснеженной морозилке ничего, кроме подноса с кубиками льда и остатков пинты шоколадного мороженного. Он закрывает холодильник и открывает буфет. Несколько баночек консервов, крышки покрыты толстым слоем пыли. Мятая коробка кукурузных хлопьев. Сухарики для собак Невероятно! Он возвращается к ней в комнату.

— Когда ты в последний раз ела? — спрашивает он. — Я не голодна.

Педали и перекладины то поднимаются, то падают, челнок, как крыса, снуёт туда-сюда между нитями основы. Она посылает ему кроткую улыбку; чтобы успокоить. — Я пила чай с гренками и, кажется, съела яйцо. Готовить себе — такая скука. Посмотри на меня. Я похожа на голодающую? Я ем когда мне вздумается.

— Так пусть тебе вздумается прямо сейчас.

Он выуживает из кармана пиджака ключи и, со звоном подбрасывая их на ладони, идёт к дверям. — Я в магазин. Скоро вернусь.

Когда он возвращается, её уже нет у станка. Она лежит прямо в одежде на кровати у себя в бывшей детской и спит. Простыни и наволочки несвежие. В комнате кислый запах нестиранной одежды. Она разбросана повсюду. Зеркало над красивым старинным комодом не протиралось годами. В нём он кажется себе призраком. В супермаркете он купил стиральный порошок, аэрозольные очистители, губки, скребки для сковород, средство для чистки газовых плит, бумажные полотенца, пластиковые пакеты для мусора. Он скоблит кастрюли, сковороды, моет тарелки, драит раковину; оттирает жир и копоть с плиты. Всю тухлятину из холодильника он сваливает в большие зелёные пакеты, которые затем туго завязывает и оставляет на заднем крыльце, поскольку резиновое мусорное ведро и оцинкованные бачки для отходов уже переполнены.

— У меня ни на что не остаётся времени, — жалуется она, и словно извиняется, — только на работу. Я вовсе не хотела, чтобы ты здесь занимался уборкой.