Год, когда я всему говорила ДА

В киношколе я открыла для себя совершенно новый способ рассказывать истории. Способ, который мне подходил. Способ, который приносил мне радость. Способ, который щелкнул переключателем в моем мозгу и изменил мой способ ви́дения мира.

Прошли годы, и однажды я ужинала вместе с Тони Моррисон.

Она только и говорила, что об «Анатомии страсти».

Этого никогда бы не случилось, если бы я не перестала мечтать и не занялась собой.

УРОК ВТОРОЙ: ЗАВТРА БУДЕТ ХУДШИМ ДНЕМ

В ВАШЕЙ ЖИЗНИ.

Когда я в 1991 году окончила Дартмут, когда я сидела как раз там, где сидите вы, и смотрела на выступавшую Элизабет Доул, признаюсь, я вообще не понимала, что она такое говорит. Я даже не слышала ее. Не потому, что растерялась, не потому, что меня обуревали эмоции или что-то в этом роде. А потому, что у меня было жестокое похмелье. В общем, эпическое болезненное похмелье, потому что…

…и здесь я извиняюсь перед ректором Хэнлоном, потому что знаю, что вы стараетесь создать улучшенный и более ответственный Дартмут. Я аплодирую вам, я восхищаюсь вами, и это АБСОЛЮТНО необходимо…

Потому что накануне вечером я напилась в хлам. Причина, по которой я так напилась накануне вечером, причина, по которой я одну за другой опрокидывала «маргариты» в «Боунс-Гейт», заключалась в том, что я знала: после вручения дипломов я сниму шапочку и мантию, родители уложат мои вещи в багажник, и я уеду домой. Я, возможно, больше никогда не вернусь в Хановер. И даже если вернусь, это будет не важно, потому что все здесь будет иначе. Потому что я здесь больше не живу.

В день вручения дипломов я предавалась скорби.

Мои друзья праздновали. Они веселились. Такие взволнованные. Такие счастливые. Больше никакой учебы, никаких учебников, никаких сердитых взглядов преподавателей, э-ге-гей! А я им: вы что, черт возьми, смеетесь, что ли? У вас здесь есть все, что душеньке угодно! Бесплатный спортзал. Да в Манхэттене апартаменты меньше, чем моя студия в Северном Массачусетсе! Подумаешь, не было салона, чтобы уложить волосы! Зато здесь были все мои друзья. Я руководила собственной театральной труппой.

Я скорбела.

Я достаточно знала о том, как устроен мир, о том, как разворачивается взрослая жизнь, чтобы скорбеть.

Внимание, вот сейчас я опозорюсь, и все вы воспрянете духом. Я буквально лежала на полу своей спальни и ревела в голос, пока мама паковала мои вещи. Я отказывалась ей помогать. Отказывалась наотрез. Типа такая: проклятье, нет, я никуда не поеду. Я устроила ненасильственный протест против отъезда. Типа лежала бревном, как протестующие на митингах, разве что песен не пела – право, это было жалкое зрелище.

Ну как, вы уже приободрились?

Если сегодня никто из вас не лежит ничком на паркетном полу, заливаясь слезами, в то время как ваша мамочка пакует ваши вещи, то вы уже начинаете свою карьеру, имея передо мной фору. Вы выигрываете.

Но сейчас будет самое главное. То главное, которое я, казалось мне, уже знала. Реальный мир – это отстой. И он – страшный.

Колледж – это классно.

Все вы здесь – особенные. Вы учитесь в Лиге плюща, вы в этот момент находитесь на пике своих жизненных целей: вся ваша жизнь вплоть до этого момента была посвящена тому, чтобы поступить в прекрасный колледж, а потом окончить его. И теперь, сегодня, вы это сделали. Ура!

В тот момент, когда вы покидаете колледж, вам кажется, что вы возьмете этот мир штурмом. Перед вами будут открыты все двери. Будут сплошь смех, бриллианты и вечеринки.

В действительности же для остального мира вы теперь являетесь нижним слоем огромной кучи-малы. Может быть, стажерами. Может быть, низкооплачиваемыми ассистентами. В лучшем случае. И это ужасно. Для меня реальный мир на поверку оказался полным отстоем. Я постоянно чувствовала себя неудачницей. Кем еще, кроме неудачницы? Я чувствовала себя потерянной.

Что подводит меня к разъяснению УРОКА НОМЕР ДВА: Завтра ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будет худшим днем в вашей жизни.

Но не будьте задницами.

В этом все дело. Да, жить в мире непросто. Но насколько непросто? Все относительно. Я родом из семьи среднего класса, мои родители – ученые, я родилась после движения за права человека, училась ходить во времена женского движения, живу в Соединенных Штатах Америки, и все это означает, что мне позволено распоряжаться собственной свободой, правами, голосом и маткой. И еще то, что я поступила в Дартмут и получила диплом университета Лиги плюща.

Пуху в пупке, который скапливался, пока я созерцала его, страдая от ощущения потерянности, вызванного тем, насколько тяжко перестать чувствовать себя особенной после получения диплома, – даже этому пуху в пупке было за меня стыдно.