Год, когда я всему говорила ДА

Я была расслаблена. Мне было комфортно. Не было никаких нервов. Интервью доставило мне чистое удовольствие.

Вы меня услышали.

Я откровенно, честно, взаправду, воистину получала удовольствие, давая это интервью.

Славная большая картина маслом вывесилась на стену моего сознания и там и останется навсегда.

Не только потому, что Опра была великолепна. Опра, несомненно, является лучшей ведущей ток-шоу на планете, она невероятно умна, проницательна и добра. И она таки была великолепна. Но мы ведь уже постановили, что великолепна она всегда. И все же, случись это до наступления года «Да», прежняя Шонда пережила бы ядерную паническую атаку, которая привела бы к полной амнезии.

Опра всегда будет восхитительна в этом сценарии.

Вся разница заключалась во мне.

На мне не было доспехов. Мне нечего было прятать. Я ни о чем не беспокоилась.

Я была… бесстрашна.

Итак, у нас состоялась беседа. Мы болтали. Мы разговаривали.

Чего я всегда так боялась?

От чего я защищалась?

Из-за чего я так нервничала?

Да-да-да.

И вот теперь меня здесь фотографируют для обложки EW.

Еще одна картина на стену.

– Думаю, пора, – говорит мне Кэти, снимая салфетки, заправленные за ворот моего вечернего платья, и пятится прочь.

И передо мной вырастает Джеймс. На плече у него камера, я вижу еще две или три камеры на тележке, готовые к использованию.

У Джеймса дружелюбное, открытое лицо. Он сразу же мне нравится. Он тянется ко мне, берет мои руки в свои и смотрит на меня. Я позволяю телу расслабиться, ловлю его взгляд. Я достаточно знаю о фотосъемках, чтобы понимать, что мне нужно быть сейчас в этой студии с Джеймсом. И больше нигде. И больше ни с кем.

– Вы готовы? – спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох.

Готова ли я?

Готова ли?

Делаю еще один глубокий вдох и смотрю на Джеймса.

– Да, – отвечаю. – Да, я готова.

Джеймс широко улыбается. Пожимает мне руку и утешающе подмигивает.

– Давайте сделаем это, – говорит он и отходит в сторону, чтобы взять очередную камеру.

Да-да-да.

Накануне я пыталась объяснить Делорс всю значимость того, что она сделала для меня в то утро Дня благодарения полтора года назад. Я пыталась поблагодарить ее, пыталась объяснить, что она изменила мою жизнь. Что она спасла мне жизнь. Пока я говорила, Делорс не отрываясь смотрела на меня, склонив голову набок. Она терпеливо ждала, но ее лицо демонстрировало, насколько нелепыми она считает мои слова.

– Шонда, – промолвила она, когда я наконец остановилась. – Я ничего не сделала. Всю работу проделала ты. Это было словно…

Тут Делорс умолкла. Она часто делает долгие паузы, которые действуют как эпические клиффхэнгеры[59], когда обсуждаешь с ней важные темы. Она встала, подошла к холодильнику и копалась в нем, пока не нашла персик. Вымыла его. Обтерла. Я не шучу.

– …словно тебе нужно было разрешение, – наконец договорила она. Потом пожала плечами. – Я твоя старшая сестра. Я дала тебе разрешение. Подумаешь, большое дело!

Я кивнула. И уже собиралась выйти из комнаты, когда она снова заговорила.

– Я невероятно горжусь тобой, – тихо сказала она. – Ты была такой безрадостной. Ты только и делала, что спала. Буквально. И метафорически. Ты спала. Меня это беспокоило. Жизнь коротка. А твоя казалась очень-очень короткой. Но теперь ты совершенно преобразилась. Ты живая. Ты живешь. Некоторые люди никогда этого не делают.

А потом она перекинула через плечо сумочку и вышла из моей кухни.

Вот такая у меня сестра.

Да-да-да.

Единственное, что я поняла, – это что я НИЧЕГО не знаю. Если бы кто-то сказал мне в то утро Дня благодарения в 2013 году, что я сегодня буду совершенно другим человеком, я рассмеялась бы шутнику в лицо. И все же… вот она я.

Стала на сто двадцать семь фунтов стройнее.

Стала на несколько неприятных людей легче.

Ближе к своей семье.

Лучше как мать.

Лучше как друг.

Счастливее как начальница.

Сильнее как лидер.

Креативнее как писатель.

Честнее как человек – и с собой, и со всеми остальными в моей жизни. Более склонная к приключениям. Более открытая. Более смелая. И более добрая. К другим. Но и к себе тоже. Я больше не терплю жестокости, с которой прежде обращалась сама с собой.

Дверь кладовки распахнута. Я вышла из нее, чтобы быть среди живых.

Карабкаться на очередную гору.

Искать очередную панораму.

Развешивать на стенах одну картину за другой.

Да-да-да.

Мне в лицо дует теплым воздухом фен. Из колонок на потолке гремит Бейонсе. Джеймс меня фотографирует. Вся его команда собралась вокруг, все глаза следят за каждым моим движением. Они поглядывают на меня, корректируя свет. Корректируя фокус. Я слишком занята выплясыванием, чтобы стесняться.

Один жест Джеймса – и внезапно один из его шкафоподобных парней оказывается рядом со мной. Ставит на пол другой ящик из-под яблок, побольше размером. Протягивает руку и помогает мне, когда я на него взбираюсь. Я смотрю на Джеймса. Он жестом показывает, чтобы на время приглушили громкость музыки. Потом дает мне указания, как встать в позу.