Год, когда мы встретились

На сей раз мне снится дедушка Адальберт. Я знаю, что я взрослая, но в то же время чувствую себя маленькой девочкой. Мы у него на заднем дворе, он показывает мне, как сажать семена. Под его заботливым взглядом я сажаю подсолнухи, присыпаю лунки землей и поливаю их из лейки. Он говорит со мной как с ребенком. Показывает, что подрезал зимний жасмин, объясняет, что это надо делать, когда тот совсем засох. Потому что тогда на этом месте вырастут новые побеги, множество молодых, сильных веточек. «Будет много-премного цветов, вот так-то, Джесмин», – говорит он, деловито удобряя почву. «Это не знак, дедушка, – говорю я детским голосом, потому что мне не хочется, чтобы он знал, что я уже выросла, ведь тогда он поймет, что уже давным-давно умер. И ему станет грустно. – И он не покажет мне, в какую сторону надо идти». Но дедушка ничего не отвечает и молча продолжает трудиться. Потом распрямляется и спрашивает: «Так ли это?» Будто я болтаю ерунду, будто это детский бессмысленный лепет. «Так, дедушка. Сухие ветки срезаны, но жасмин готов распуститься вновь. На этом месте будут новые цветы. Это не знак. Это символ». Он оборачивается ко мне, и, хотя я знаю, что это сон, я вижу, что дедушка настоящий, это именно он. Дедушка прищуривается, и все его морщинистое лицо озаряет сердечная улыбка. «Узнаю свою Джесмин», – говорит он.

Просыпаюсь и чувствую, как по щеке бежит слезинка.

Глава пятнадцатая

Сегодня суббота, и, едва я открываю глаза – спальня залита теплым солнечным светом, – мне хочется выпрыгнуть из кровати и немедленно бежать в сад, как ребенку, который жаждет поскорее выйти гулять на улицу, где его ждут друзья. В моем случае друзья – это тяжелые булыжники и квадратики садовой плитки.

Пока я изучаю свои камни, подъезжает Эми. Дети неохотно выходят из машины и медленно идут к дому. Открывается входная дверь, но прежде, чем ты успеваешь дойти до дороги, чтобы поздороваться с ней, машина трогается с места. Ты смотришь ей вслед. Плохо дело. Младшие обнимают тебя, а Финн молча проходит мимо, нарочито шаркая и еле передвигая худыми ногами в приспущенных портках.

Тишина. Это приятно, но длится недолго. Мистер Мэлони выходит в свой сад и принимается мести дорожки.

– Их нельзя мыть из шланга, – говорит он, заметив, что я за ним наблюдаю. Наклоняется и что-то скребет щеткой. – Они от этого портятся. Мне нужно все прибрать к приезду Эльзы. Она завтра возвращается домой.

– Как замечательно, Джимми.

– Все не то, – бормочет он, распрямляется и идет ко мне. Мы встречаемся на границе, там, где кончаются его кусты и трава и стоит моя машина.

– Без нее?

– И с ней, и без нее. Она уже не та. Инсульт, знаете, это… – Он кивает, как будто слушает сам себя и соглашается с тем, как мысленно закончил фразу. – Она уже не та. Но Марджори все равно будет очень рада. Я там в доме тоже прибрался, только не знаю, заметит ли она.

С тех пор как доктор Джеймсон вернулся с отдыха, Марджори уже не на моем попечении, но, сколько я успела заметить, мистер Мэлони не очень хорошо справлялся без жены. В кухонной раковине громоздилась гора грязной посуды, из холодильника попахивало. Мне не хотелось вторгаться в чужой быт, но посуду я все же помыла и выбросила из холодильника протухшие овощи. Он так привык, что о нем заботятся, что не обратил на это внимания, ну или, во всяком случае, ничего не стал говорить. Честно говоря, я сомневаюсь, что доктор Джеймсон, несмотря на свою вовлеченность в жизнь соседей, станет мыть грязные тарелки. Так далеко, надо полагать, его обязательность не простирается. Хотя… если вспомнить, что он сидел с тобой в саду до половины четвертого утра… И о чем вы только беседовали – ты, пьяный в стельку, и он, в пуховике и с летним загаром, – ума не приложу.

Я почтительно молчу, понимая, что мистер Мэлони и не ждет ответа. Потом спрашиваю:

– Джимми, а когда лучше сажать деревья?

Он мгновенно оживляется.

– Когда сажать, говорите?

Я киваю и тут же начинаю жалеть, что спросила. Теперь придется выслушать подробную лекцию.

– Вчера, – говорит он и хмыкает, но глаза по-прежнему грустные. – Надо было это делать вчера, как и все остальное. Но если не вышло, то сейчас. – И возвращается к своим дорожкам.

У тебя в доме открывается входная дверь, и выходит Финн. Он весь в черном, капюшон закрывает бóльшую часть лица, однако смешные детские веснушки оживляют общее мрачное впечатление. Идет прямиком ко мне.

– Папа сказал, чтоб я вам помог.

– О-о. – Не могу сообразить, что сказать. – Я, мм, мне не нужно помогать. Я сама справляюсь. Но все равно спасибо.

Мне нравится работать одной, в тишине и покое. Не хочу отвлекаться, что-то обсуждать и объяснять свои замыслы. Я уж лучше сама все сделаю.

Он с тоской смотрит на мои булыжники.

– Они, похоже, тяжелые.

Да, они тяжелые. Напоминаю себе, что мне не нужна ничья помощь, я вообще никогда не прошу мне помочь никого. Предпочитаю обходиться своими силами.

– Я не хочу идти обратно. – Он произносит это так тихо, что я не уверена, не почудилось ли мне.

Ну и как я могу ему отказать после этого?