Год Мамонта

Нико с трудом разлепил глаза, потрогал голову, и встал. Оказалось, спал он полностью одетый. Это хорошо — не надо теперь одеваться. Качнувшись, он сунулся к окну. На дворе была темная ночь. Бранта в комнате не было. Город эльфов. Эльфы — дрянь, а не народ, и настоящему ниверийцу тяжело в их городе. Надо бы пройтись и развеяться, и может даже затеять грандиозную драку и уложить нескольких эльфов, чтоб знали.

Нико спустился по лестнице в столовое помещение. Света нигде не было. Ощупью добрался Нико до двери и приоткрыл ее. Неподалеку горел фонарь, освещая мостовую и окна. А людей, то есть эльфов, нигде не было видно. Нико вышел и направился вдоль по улице, наклоняя торс вперед и делая большие шаги. Некоторое время поплутав, он прибыл на широкий бульвар, по которому слонялась публика. В сущности, эльфы мало отличаются от людей, даже от настоящих ниверийцев, если не очень приглядываться.

Фонари на центральной аллее бульвара стояли часто, и было светло. На одной из скамеек сидела какая-то эльфиха, заложив ногу на ногу, и смотрела прямо перед собой. Не то она была в трансе, не то пьяная. Нико заинтересовался и встал рядом.

— Здравствуй, — сказала эльфиха запросто.

— Здравствуй, — откликнулся Нико и тут же, не тратя время на ожидание приглашения, сел рядом. — Как дела?

Эльфиха пожала плечом, продолжая смотреть в пространство.

— Плохо дела, — сказала она наконец. — Очень плохо. Никто меня не любит.

— Почему же? — поинтересовался Нико.

— Потому, что я хромая.

— Хромая?

— Да. У меня одна нога короче другой, и я сильно хромаю. Поэтому никто меня не любит, а любят только себя.

— А как тебя зовут?

— Лукреция.

— А меня зовут Нико, и я не нахожу, что кого-то можно не любить, просто потому, что этот кто-то хромает. Мне вот наплевать, хромаешь ты или нет.

— Правда?

— Да. Чистая правда. Хромай себе наздоровье.

Лукреция внимательно посмотрела на него.

— Не верю, — сказала она. — Так не бывает.

— А ты поверь. Ты здесь где-то неподалеку живешь, да?

— Да.

Нико, которому элементарные правила вежливости были, в общем, известны, ожидал, что она спросит «А ты?», но она не спросила.

— Слушай, — сказал Нико. — Я тут проголодался, и непрочь куда-нибудь зайти, поесть и выпить. Хочешь, вместе зайдем?

Теперь Лукреция посмотрела на него недоверчиво.

— Ты действительно хочешь провести со мной время?

— Ну да, — сказал Нико. — Что в этом удивительного? Ты мне нравишься. Зайдем, выпьем, съедим чего-нибудь.

— Не верю, — сказала Лукреция. — Что-то тебе от меня нужно, наверное.

— Да нет же, — возразил Нико, улыбаясь. — Ничего.

Кожа у Лукреции была, как у всех эльфов, очень смуглая. Черты лица ее были правильные, но простые. Длинные черные волосы расчесаны на пробор. Средний рост, телосложение тоже среднее.

— Ты любишь ходить в таверны? — спросила она, не очень интересуясь ответом. — Такая гадость, и пьяные кругом, и еда мерзкая. Если ты серьезно хочешь провести со мной время… А ты серьезно хочешь?

— Да.

— Тогда можно было бы пойти ко мне.

— Пойдем.

— У меня есть все, что нужно, даже музыканты.

— Музыкантов не надо. Не люблю музыку, — сказал Нико, расстроившись. — Если будут музыканты, я не пойду.

— Хорошо, я не буду их звать. Ну, что ж, пошли. Только вначале я хочу, чтобы ты сделал мне одно одолжение.

— Да?

— Сделаешь?

— Сделаю.

— Обещаешь?

— Да.

— Не верю я тебе.

— Говори.

— Встань и постой. И посмотри на меня, как я буду идти.

— И что?

— И все. Больше ничего.

Нико пожал плечами. Лукреция встала и пошла по аллее, сильно хромая. Пройдя десять шагов, она остановилась и обернулась.

— Ну? — сказала она.

— Что?

— Чего ты там встал? Иди сюда.

Нико подошел.

— Все еще хочешь провести со мной время?

— Да, — недоуменно сказал Нико. — А что?

— Но ты же видел, как я хромаю.

— Видел.

— И все еще хочешь?

Нико кивнул.

— Ну, пойдем. Но учти, со мной не легко, — сказала Лукреция. — Ты должен мне все время доказывать, что ты со мной ради меня самой, а не ради чего-то там отвлеченного, каких-нибудь эгоистических принципов.

— А как же я буду это доказывать?

— Ну, это уж ты сам догадайся. Как-нибудь докажешь, если захочешь. А не хочешь, так прогони меня прямо сейчас и иди себе спокойно. Потому что я тебе все равно не верю. Я никому не верю. Никому до меня нет никакого дела, и я к этому привыкла. Мне все делают больно, и ты не исключение.

— А где ты живешь? — спросил Нико.

— Вон в том особняке. Вон в том, видишь?

Особняки стояли вдоль бульвара подряд.

— Вижу, — сказал Нико.

— Ну, тогда что уж там. Тогда пойдем, так и быть. Дай руку, я на нее обопрусь.

Опершись об руку Нико, Лукреция пошла ровнее. Нико был обходителен и услужлив, подделываясь под ритм ее ходьбы и стараясь не наклонять торс. Вдвоем они проследовали до перекрестка, через который Нико галантно ее перевел, заметив краем глаза, что в центре пересечения двух дорог есть небольшое возвышение, ярко освещенное двумя фонарями, на котором стоит пестро одетый человек с двумя плоскими щитами в руках. Один щит был зеленый, а другой красный. Нико не понял, что это за человек и что он тут делает, и не поинтересовался.