Год Мамонта

Зигвард сел за стол. Скатерти, конечно, не было, но ножки стола были резные. Не было кресел — были стулья. А на стене висела картина — Зигвард встал и приблизился — да, Слоуна. Картина Слоуна в Кникиче, в горах. Зигвард ошарашенно смотрел на лихие мазки древнего мастера. Картина изображала группу священников, благословляющих каких-то вояк в какой-то поход. Поразмыслив, Зигвард понял, что это не священники, но языческие жрецы. Речь в картине шла о славных псевдо-исторических временах Придона и Скилла. Тем не менее художник, как все художники, счел своей обязанностью повыебываться и одел воинов в костюмы своей эпохи — не чуни или сандалии, но сапоги, не юбки, но штаны, не топоры и палицы, но двуручные мечи с очень тщательно выписанными эфесами, каждый отблеск учтен, не бесформенные робы, но куртки, не заостренные, но гладкие, с орнаментами, шлемы в руках, а волосы по моде слоуновской эпохи короткие. Зигвард задумался. В отличие от ниверийцев, славские вояки по примеру Кшиштофа стриглись очень коротко. Да, подумал Зигвард, дай мужеложцам волю, они весь мир бы остригли под мальчика и одели в униформу. Арбалеты на картине отсутствовали — во времена Слоуна они еще не были в ходу, но луки воинов, резные, крашеные, хорошей работы, явно относились к более поздней эпохе, чем та, что имелась в виду. Нелепое сооружение на заднем плане должно было означать, очевидно, языческий храм. Судя по нелепости и непрактичности храма, художник просто его придумал.

— Перспектива наврана, да и композиция хромает, — услышал Зигвард голос за своей спиной.

Он обернулся. Голос был моложе своего обладателя лет на тридцать.

— Добрый вечер, — сказал Зигвард и улыбнулся.

— Добрый, — согласился Гор. — Это ничего, что у меня такая длинная борода? Она мне, строго говоря, надоела — сил нет! Изображаю какого-то оккультного старца-вещателя. Сегодня перед сном сбрею. Сила не в бороде.

— А усы?

— Что — усы?

— Тоже сбреете?

— И усы сбрею. Волосы оставлю.

— Правильно.

— Брун за вином поковыляла? Добро. Вы ее не бойтесь, она просто куражится. Сядем.

Зигвард улыбался, ему было приятно. Давно он не бывал в гостеприимных домах, где все запросто.

— Когда я вас видел в последний раз, вам было года тридцать четыре, — отметил Гор. — Нынче вам, стало быть, за пятьдесят. Тогда вы были шалопай и клоун. А теперь?

— Тоже.

— Но более организованно, следует полагать.

— Да.

— Вы уехали тогда в Славию.

Зигвард кивнул.

— К товарищу по университету, как вы тогда сказали.

— Да.

— Товарищ здравствует?

— Не знаю, — честно сказал Зигвард. — В данный момент я его замещаю. Вроде как заступил на его должность.

— Да? Хм. И что же это за должность?

— Конунг Славланда.

— О! Так это по вашей милости в Кникиче столько славов что, образно говоря, не пройти, не проехать?

— В некотором роде да, по моей.

— Жил, жил человек, — задумчиво сказал Гор, — а как дело к старости, так решил мечом помахать.

— Не совсем. Я решил помирить все три царства.

— Помирить? Так вам бы следовало рясу одеть, а вы шпоры нацепили.

— У каждого своя специализация.

— Да? Не замечал.

— Что Волчонок?

— Последний раз видел его месяца три назад. Он ушел на юг сразу после разгрома Колонии.

— Жалко Колонию.

— Да, жалко. А Волчонок с другом своим направился в Астафию делать карьеру.

— Военную?

— Нет. Он зодчий.

— Вы шутите.

— Нет, — сказал Гор. — Не шучу. я сам его выучил. Что он от меня терпел, не передать. Наверное даже больше, чем я от него. Но надо отдать нам обоим должное — несмотря на величайшие потуги и страдания и всякие там издержки воспитания, и он и я знали, что дело надо довести до конца. Других учеников у меня не было и нет, а в нем я сразу подметил созидательный талант. Подлец мне до сих пор ни одного письма не написал.

— А он знает, что вы здесь?

— А где я еще могу быть? Этот дом мы с ним вместе строили, лет семь назад. И дом этого дурака Аи тоже. А храм начали год назад, но достроить пока не успели. Он небось и забыл, что у нас тут неоконченная постройка.

Вошла Брун с подносом — кувшин и две дымящихся кружки.

— О, вот и дочь моя беспутная, — сказал Гор. — Вы ее не помните, ей года три было тогда, или пять.

— Ты вроде спать хотел, — сказала Брун недовольно.

— Это потому, что ты меня своим нытьем утомила. Удивительная способность — сидит и молчит, а на самом деле впечатление полное, что ноет и жалуется, причем противным, скрипучим таким тембром. Ладно, я посплю, я сегодня устал, а ты, не знаю, баню что ли гостю натопи, — добавил он по-славски. Очевидно, баня ассоциировалась у него со славами из Колонии Бронти. — Дура.

Гор поднялся и вышел.

Помолчали.

— Может, правда баню натопить? — спросила Брун.

— Я бы не отказался, — согласился Зигвард.

— Дрова я колоть не буду, — сварливо предупредила Брун. — Хотите баню — сами колите.

Зигвард рассмеялся.

— Хорошо, я наколю, — сказал он.

— Ничего смешного, — сказала Брун и хихикнула. — Ну, чего, показать, где топор? Или вы кладенцом своим дурацким колоть будете?

Они прошли в дальнее помещение, где Брун накинула шубу. Зигвард оставил шапку в гостиной.