Год Мамонта

На Променаде Шилу видели редко, и в лицо знали только вхожие в княжеский дворец, а таких было здесь немного. На аллее, как и во всем городе, обсуждали предательство Фрики. Шила взяла Бранта под руку, и он прижимал время от времени ее запястье локтем к своим ребрам, приказывая ей таким образом молчать и не прятать глаза.

Прихожан в Храме Доброго Сердца было на этот раз человек триста. Реальная опасность осады и взятия столицы навела некоторых ее обитателей на определенного типа мысли, и у загруженных заботами вдруг появилось время, чтобы послушать проповедь и даже принесть после нее молитву Создателю — вдруг, если Он существует, поставит птичку в графу «кредит»? Брант вспомнил, что сразу после разгрома Колонии большинство оставшихся в живых твердо верили, что — да, существует.

Редо они нашли в его кабинете.

— К вам можно? — спросил Брант. — Вы не заняты?

— Занят. Можно, — лаконично ответил священник.

Брант ввел Шилу в кабинет и закрыл дверь.

— Здравствуйте, — сказал Редо. — Давно я вас не видел. Лет десять или двенадцать. Вы тогда были совсем крошка.

— Зато симпатичная, — сказал Брант. — Редо, там наверху есть несколько забавных помещений, совсем небольших. Двери запираются только изнутри, а засовы — как в крепости. Я, когда план составлял, все думал, для чего они. Но оставил их, как были, и не жалею, ибо теперь я знаю — для чего. В одном из них имеется даже туалетный смыв. Он был засорен, но мои добры молодцы его пробили, почистили, и теперь он прекрасно работает, только, если нет дождя, воду нужно ведрами на крышу таскать и в водозаборник заливать.

Редо все понял.

— Пойдемте, — сказал он.

Втроем они поднялись на несколько уровней. Помещение, которое имел в виду Брант, находилось под самой крышей и напоминало келью. Из небольшого окна под потолком струился свет. Наличествовали кровать и столик. Было также некое подобие камина, к которому сразу подошел Редо и засуетился, присев на корточки. Брант кивком указал на миниатюрную дверь в углу, за которой и помещался упомянутый им туалетный смыв.

— Располагайтесь, — сказал Редо Шиле, растапливая камин. — Я сейчас принесу матрас, простыни и плед. Еду буду доставлять вам сам, три раза в день. Если мало — скажите.

— Не мало, — сказала Шила. — Хорошо бы еще, если есть, фолианты какие-нибудь.

— Конечно, — согласился Редо. — Фолианты и свечи. Свечи запирайте в ящик перед отходом ко сну, чтобы не привлекать мышей. А то придется кошек заводить, а я их не люблю.

Пока Редо ходил за простынями и прочим, Брант сбегал в кладовую, уровнем ниже, и приволок инструменты и новые крюки и засовы. Редо болтал с Шилой, а Брант прибивал, вкручивал, шлифовал, примерял, и, улучшив старый засов, приделал два новых и соорудил стальную подпорку, один конец которой упирался в дверь, а другой, если нужно, в пол под углом в сорок пять градусов. Он снова сходил в кладовую и принес лесенку (во время ремонта Храм обзавелся дюжиной новых лесенок разных размеров) и здоровенный моток толстой веревки. Взобравшись по лесенке к окну, он открыл его и выглянул из дормера на крышу. Слезши вниз, он сказал:

— В случае самой крайней необходимости, а такой скорее всего не будет, по лесенке можно добраться до окна…

— Это я и сама вижу, — сказала Шила. — А вот дальше-то что?

— Сейчас как дам по шее! — рассердился Брант. — …добраться до окна, вылезти наружу, привязать один конец веревки к одному из каменных лепестков на шпиле, не помню, как они называются и терпеть их не могу, и съезжать по веревке с той стороны, которая окажется свободной. Ясно?

Он строго посмотрел на Шилу. Редо рассмешила строгость, но он сдержался. Брант скорчил ему рожу и вернулся к засовам. Почему мне так стыдно, подумал он. А ведь стыдно ужасно. Перед Шилой. Сил нет. Хороша была прогулка по городу, ничего не скажешь. Ах, люди добрые, каким вы чувственным, страстным патриотизм прониклись, прямо сердце радуется. Какие у вас прекрасные, полные благородного гнева, мысли. Надо было бить кружкой, а не кулаком. Может быть не было бы так стыдно сейчас.

— Быдло, — сказал он с чувством, — все из-за быдла. Вся эта никчемная людская масса только под ногами болтается.

— Они всего лишь люди, — заметил Редо.

— Ага, — сказал Брант, облизывая порезанный палец. — Именно. Люди и знатоки портретной живописи.

Редо внимательно посмотрел на Бранта.

— Человек слаб, — сказал он.