Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

Кроме того, ссылаясь на мою совместную с ним работу, Айронсайд снова указал на невозможность создать тыл, на обслуживании которого у англичан было несколько тысяч офицеров и сержантов.

После этих памятных дней решение оставить русские войска на фронте и продолжать борьбу оставалось все-таки в силе и было объявлено и войскам, и населению.

Мое положение сделалось в высокой мере трудным.

Совещание, происходившее в секретном порядке, все же сделалось предметом общих обсуждений.

Офицерский состав глухо волновался и с резкой критикой относился к чинам нового штаба и в особенности к Квенцинскому.

Появились слухи о военном перевороте, причем выставлялись всевозможные кандидатуры на пост главнокомандующего.

Поразмыслив над этими явлениями, я решил, что мое присутствие в области может лишь стеснять действия главнокомандующего. В лояльности моей пока никто не сомневался, но с течением времени сами события, помимо моей воли, могли поставить меня против генерала Миллера, несмотря на глубокое мое почитание его как старшего и как начальника.

Я поехал к Евгению Карловичу и совершенно откровенно переговорил с ним по всем этим вопросам.

Результатом этого разговора явилась моя командировка в Скандинавские страны, в силу чего я покинул Архангельск 23 августа. Вместе со мною уезжал Б.В. Романов и адъютант мой князь Л.А. Гагарин.

Я отбывал на пароходе «Новая Земля». С этим же пароходом уезжали мой друг Лелонг, откомандированный во Францию, военный представитель Италии князь Боргезе и несколько архангельских старожилов, направлявшихся искать счастья в другие страны.

На палубу взошел, чтобы проводить меня с женой, Е.К. Миллер.

При расставании, крепко обняв меня, он тихо сказал мне: «Я рад, что хоть вы останетесь живы».

Послесловие

Я затруднился бы утомлять читателя выводами из описанных мною событий. Сознавая всю мою беспомощность в отношении документальной стороны моего небольшого труда, я не мог бы подкрепить мои заключения ссылками на официальные данные. Тем не менее я считаю своим долгом высказать несколько своих мыслей, как активный участник пережитой эпохи.

Исследование архангельских событий с точки зрения определения причин неуспеха дела привело бы меня к анализу моих собственных действий прежде всего, а следовательно, носило бы характер самооправдания перед моими соотечественниками и лишило бы это мое «послесловие» всякого интереса.

Я хочу в этих заключительных строках подчеркнуть лишь те факты, которые могут ускользнуть от внимания лиц, интересующихся этою страницей Белого движения.

Прежде всего, несколько слов об иностранной политике.

Ни в армиях Колчака, ни у Деникина, ни у Врангеля влияние представителей иностранных держав не сказывалось в той мере, как это было на Севере.

В Архангельске правительство, каким я его застал в ноябре 1918 года, было под опекой. Опека эта началась еще в период сидения всех союзных послов в Вологде, где, видимо, и спроектировано было то правительство, которое оказалось у власти после изгнания большевиков. Я позволю себе говорить «видимо» именно потому, что порядок формирования правительства Северной области так и остался для меня неясным до конца.

Несмотря на ряд заявлений всего дипломатического корпуса о невмешательстве во внутренние дела области, фактически вся политика области была в тисках иностранного представительства, при явном перевесе, даже в мелочах, английского влияния.

Несомненно, что правительство нуждалось в иностранной «помощи» при первых шагах своего существования. Несомненно и то, что правительству нужна была опора твердая и продолжительная.

Область получила эту опору, но вместе с тем и попала в сферу совершенно чуждого ей влияния, шедшего часто в ущерб русскому национальному делу.

Правительственная работа по мере роста вооруженных сил постепенно обращалась в скрытую борьбу с навязываемыми идеями, в которых иностранные представители преследовали свои интересы и свои цели, порой вредные русской государственности[20].

Вся группа иностранных представителей чрезвычайно дружно работала над насаждением «истинно-демократических принципов» и над направлением русской правительственной работы в духе «завоеваний революции».

Откуда эти люди могли знать, что нужно было исстрадавшейся России? Совершенно не входя в оценку вопроса по существу, я хочу только подчеркнуть предвзятость идей всего иностранного дипломатического корпуса.