Год наших тайн

– Краса моя, я бы все равно запал на тебя. Давай попробуем. – Я изобразил хриплое рычание. – О Эстер, детка. Хочу тебя, Эстер.

На другом конце провода послышался сдавленный звук – так звучит смех сквозь слезы. Наконец Скарлетт произнесла:

– Люблю тебя, Бриджер.

Я несколько раз стукнулся головой о стенку шкафа. Бывают же безвыходные положения.

– И я люблю тебя, Скарлетт. Поэтому мне и невыносимо то, что ты делаешь. Как будто я не на твоей стороне. Отталкиваешь меня, вместо того чтобы позволить помочь.

– Не в этом дело. Мне нужно свободное пространство, чтобы вырулить из этой мерзости.

– Когда любят, так не поступают. Все должно быть на двоих, не только приятное, но и мерзкое. Ты сама так говорила.

По ту сторону повисло подавленное молчание.

– Но с этим так нельзя.

– Ты даже не объясняешь почему, – я не собирался сдаваться.

Я буду к ней приставать, пока она не расскажет. Можно снова прогулять теорию музыки, со-драть с нее одежду и заниматься с ней любовью, пока до нее не дойдет, как много она для меня значит.

Едва я начал всерьез обдумывать эту фантазию, она сказала нечто совсем ужасное:

– Бриджер, мы не должны встречаться, пока я не разберусь с этим.

– Что-о? Исключено.

– Прости, Бридж, я тебя люблю, но мне нужно время.

Шкаф показался мне еще теснее.

– Это бессмыслица, Скарлетт. Я же не оттолкнул тебя, когда ты узнала все о моей дерьмовой жизни.

– Ты сильнее меня, – сказала она. – А сейчас до свиданья. – Последние слова она буквально пропищала.

– Скарлетт, подожди…

Она отсоединилась. А я швырнул телефон в темное нутро шкафа.

Скарлетт

Следующая неделя была ужасной. Я ходила с красными глазами, Кэти пытались выспросить у меня, что происходит. Но я не могла рассказать им, потому что пришлось бы врать о нашем разрыве, врать о том, почему я больше не могу встречаться с Бриджером. А я так устала от вранья.

Бриджер непрерывно звонил, но я не отвечала. Бриджер писал эсэмэски, но я не реагировала. Не надо так, писал он. Мы можем все решить.

А я представляла, как Аззан сидит за своим компьютером и отслеживает работу моего телефона. Наверное, еще и кофе попивает, шпионя за моей жизнью. Наверное, наша стычка только рассмешила его.

Думать об этом было нестерпимо.

Терпеть не могу драмы. Я не из тех девчонок, которым они по душе. И тоненький голос у меня в голове просто-таки надрывался: «Да расскажи ты ему! Расскажи все».

И я всерьез прикидывала: может, и вправду рассказать? Но если я сообщу Бриджеру, что Аззан угрожал ему и выспрашивал о Люлю, Бриджер захочет встать на мою сторону. Такой уж у него характер. А потом раскинет мозгами и придет к единственно разумному выводу: нельзя. Отчаявшийся парень, прячущий у себя восьмилетнюю девочку, не может тягаться со сворой богатых, наглых адвокатов, у которых нет моральных ориентиров, зато на кону куча денег.

Выложи я ему все это, я как бы предложу ему выбор между мной и Люси. А это ему не понравится. И я услышу, как он говорит, что ему очень жаль, но…

Все эти мысли стоили мне еще одной бессонной ночи. Кэти-Блондинка, которая всю прошлую ночь играла в «квотерс»[9] в доме какого-то братства, теперь спала как убитая, а я слушала, как она похрапывает, и думала, как бы понадежнее отшить Бриджера.

На следующее утро, получив от него очередное сообщение, я уже знала, что ответить. «Бриджер, я встретила другого. У него свободны и ночи, и уик-энды».

Эту небольшую бомбу я бросила в десять утра. После этого звонки и эсэмэски прекратились.

Итак, я выиграла сражение. И проиграла войну.

Если мне казалось, что раньше мне было плохо, то теперь стало в десять раз хуже. Сердце болело, слезы текли сами собой, потому что надежда иссякла.

Я ошиблась, думая, что можно сменить собственную личность так же легко, как Кэти меняют балетки на шпильки. Теперь, зная, что это бесполезно, я не чувствовала себя ни сильной, ни обновленной. Я уже не ощущала себя Скарлетт. Нет, это была Шеннон, которая слонялась по кампусу, пытаясь сосредоточиться на занятиях. Одинокая Шеннон писала карточки, чтобы запомнить итальянские глаголы. Сидела в библиотеке, когда остальные шли обедать. И играла на гитаре, сидя на кровати, когда остальные строили планы на Рождество.

Лишь один раз за эти долгие одинокие дни Шеннон кому-то понадобилась. Я редко заглядывала в свой почтовый ящик в Уоррен-хаусе, никто ведь не пишет девушке, недавно сменившей имя, ей даже не шлют рекламных каталогов. Но в один из своих редких визитов на почту я достала из ящика длинный конверт с логотипом Харкнесс-колледжа. Обратный адрес гласил: кабинет декана по работе со студентами.

Разорвав конверт, я обнаружила внутри листок бумаги и еще один конверт. На листке было написано:

«Уважаемая мисс Скарлетт Кроули,