Год невозможного. Искусство мечтать опасно

В то же время, хотя и нужно научиться замечать такие знаки из будущего, необходимо также осознавать, что делаемое нами сейчас приобретет свои ясные очертания только тогда, когда будущее будет уже здесь, поэтому не следует слишком увлекаться отчаянными поисками «ростков коммунизма» в современном обществе. Нужно стремиться к тонкому балансу между прочтением знаков из (гипотетического коммунистического) будущего и поддержанием радикальной открытости будущего: одна лишь открытость приводит к волюнтаристскому нигилизму, который обрекает нас на прыжок в пустоту; и одновременно, слишком полагаясь на знаки из будущего, мы можем скатиться к плановому детерминизму (мы знаем, как должно выглядеть будущее, и мы, с позиции метаязыка, каким-то образом изъятого из истории, должны просто осуществить это будущее). Однако баланс, к которому мы должны стремиться, не имеет ничего общего с какой-нибудь мудрой позицией «среднего пути», избегающей обеих крайностей («мы знаем в общем очертания будущего, к которому движемся, но в то же время мы должны сохранять открытость непредсказуемым случайностям»). Тут необходимо сослаться на Канта, а также на протестантское понятие Предопределения (теологическое понятие, которое сближается с историческим материализмом, как однажды заметил Фред Джеймисон). В понимании Канта, знаки из будущего не конститутивны, а регулятивны; их статус субъективно опосредован, то есть они различимы не с позиции какого-то нейтрального «объективного» изучения истории, а только с ангажированной позиции — чтобы распознавать их, нужно заключить пари Паскаля. Это похоже на янсенистскую теорию чудес: они отнюдь не случаи божественного вмешательства с целью обратить неверующих; наоборот, событие является в качестве чуда только верующему, в то время как внешние наблюдатели переживают его просто как курьезный природный феномен. То же самое относится и к Предопределению, которое не следует понимать просто как заранее предрешенную судьбу: Предопределению всегда только предстоит свершиться, то есть мы выбираем свою судьбу, ретроактивно решая прочитать в качестве судьбы то, что до этого было (или воспринималось) случайной последовательностью происходящего. В основе этих парадоксов — круговая структура, лучше всего показанная в одной научно-фантастической истории. Действие там происходит через двести лет после нас, когда уже стали возможны путешествия во времени. Некоему художественному критику так понравились работы одного современного нам художника из Нью-Йорка, что он решается на путешествие в прошлое для встречи с ним. Прибыв на место, он обнаруживает, что художник — ни на что не годный алкаш; он даже утаскивает у критика его машину времени и смывается на ней в будущее. Оставшись в одиночестве в сегодняшнем мире, критик принимается рисовать все те произведения, которые нравились ему в будущем и ради которых он отправился в прошлое. Подобным образом коммунистические знаки из будущего — это знаки из возможного будущего, которое настанет только тогда, когда мы последуем за этими знаками, — другими словами, они есть знаки, парадоксальным образом предшествующие тому, знаком чего они являются.