Год потопа

У меня учащается дыхание. Тоби берет мою руку и сжимает. Это значит: «Сохраняй спокойствие». Она поворачивает ко мне смуглое лицо и улыбается улыбкой мумии: губы приподнимаются, обнажая кончики зубов, мускулы челюсти напряжены, и мне вдруг становится жаль больболистов. Тоби отпускает мою руку и очень медленно поднимает карабин.

Мужчины сидят по-турецки и жарят какое-то мясо на палочках над углями. Мясо скунота. На земле рядом валяется черно-белый полосатый хвост. Пистолет-распылитель тоже лежит на земле. Тоби, должно быть, его видела. Я будто слышу, как она думает: «Если я застрелю одного, успею ли застрелить другого раньше, чем он меня?»

– Может, это у них, дикарей, так принято, – говорит темнобородый. – Синяя краска.

– Не. Татуировки, – отвечает коротковолосый.

– Кто ж станет себе хер иголками колоть? – спрашивает бородатый.

– Дикари на чем угодно наколки сделают, – говорит другой. – У них, у каннибалов, так.

– Это ты разных тупых фильмов насмотрелся.

– Зуб даю, они ее принесут в жертву на раз, – говорит бородатый. – Сперва все трахнут, а потом…

Они глядят на Аманду, но она смотрит в землю. Бородатый дергает за веревку.

– Эй, бля, мы с тобой разговариваем.

Аманда поднимает голову.

– Съедобная секс-игрушка, – говорит коротковолосый, и оба хохочут. – А ты видал, какие у ихних баб сисимпланты?

– Не, это настоящее. Можно узнать, если разрезать. В фальшивых внутри гель такой. Может, вернемся, поменяемся с ними? – говорит бородатый. – С дикарями. Отдадим им эту, раз они ее так хотят, пускай суют в нее свои синие, а мы у них возьмем пару красивых девочек. По-моему, отличный обмен.

Я вижу Аманду их глазами: использованная, пустая. Бесполезная.

– Чего с ними меняться? – спрашивает коротковолосый. – Вернемся да пристрелим.

– Заряда на всех не хватит. По правде, мало осталось. Они сообразят и навалятся всей толпой. Разорвут нас на клочки и сожрут.

– Нужно убраться от них подальше, – говорит коротковолосый, уже встревоженно. – Их тридцать, а нас двое. Вдруг они подкрадутся в темноте?

Они замолкают, обдумывая такую возможность. У меня по всей коже ползут мурашки от ненависти. Я не понимаю, чего ждет Тоби. Почему не возьмет и не убьет их? Потом я думаю: она из старых вертоградарей, она не может хладнокровно взять и убить. Ей религия не позволяет.

– Неплохо, – говорит бородатый, пробуя мясо на палочке. – Завтра пристрелим еще одного, они вкусные.

– А ее будем кормить? – спрашивает коротковолосый. Он облизывает пальцы.

– Можешь ей дать из своей порции, – говорит бородатый. – Дохлая она нам ни к чему.

– Это мне дохлая ни к чему, – говорит коротковолосый. – А ты такой извращенец, что и дохлую трахнешь.

– Кстати говоря, сегодня ты первый. Смажешь трубу. Ненавижу ебать по-сухому.

– Я вчера был первый.

– Ну так что, поборемся на руках?

Вдруг на поляне возникает еще один человек – голый мужчина, но не из зеленоглазых красавцев. Он изможден и весь в язвах. У него длинная косматая борода и очень сумасшедший вид. Но я его знаю. Или мне кажется. Ведь это Джимми?

У него в руках пистолет-распылитель, направленный на двух мужчин. Он их застрелит. Он сосредоточен, как бывают только сумасшедшие.

Но тогда он и Аманду застрелит, потому что темнобородый при виде его вскакивает на колени и притягивает к себе Аманду, прикрываясь ею, как щитом, и захватив одной рукой ее шею. Коротковолосый ныряет за них. Джимми колеблется, но не опускает пистолет.

– Джимми! – кричу я из кустов. – Не стреляй! Это Аманда!

Он, наверное, решил, что кусты с ним разговаривают. Поворачивает голову. Я выхожу из-за кустов.

– Отлично! – говорит бородатый. – Вторая девка. Теперь у нас будет у каждого своя!

Он ухмыляется. Коротковолосый, скрючившись, тянется за их пистолетом.

На поляну выходит Тоби. Карабин поднят и наведен на цель.

– Ну-ка брось, – говорит она коротковолосому.

Уверенно и четко, но очень ровно и без всякого выражения. Должно быть, ее голос его пугает, да и вид тоже – тощая, оборванная, зубы оскалены. Как баньши из телевизора или ходячий скелет: существо, которому нечего терять.

Коротковолосый застывает. Темнобородый не знает, куда повернуться: Джимми стоит перед ним, а Тоби – сбоку.

– А ну назад! А то я ей шею сломаю, – говорит он всем сразу. Говорит очень громко – это значит, что он боится.

– Меня это, может, и волнует, а его – точно нет. – Тоби имеет в виду Джимми.

Она обращается ко мне:

– Забери пистолет. Смотри, чтобы этот тебя не схватил.

Коротковолосому:

– Ложись!

Мне:

– Береги щиколотки.

Бородатому:

– А ну отпусти ее!

Все происходит очень быстро, но словно в замедленной съемке. Голоса доносятся будто издалека; солнце такое яркое, что мне больно; свет словно потрескивает у нас на лицах; мы сверкаем, сияем, словно электрический ток бежит по нам как вода. Я как будто вижу тела насквозь – все тела. Вены, сухожилия, кровоток. Слышу стук сердец, как приближающийся гром.

Я думаю, что сейчас упаду в обморок. Но не могу, потому что должна помочь Тоби. Сама не знаю как, я подбегаю к ним. Так близко, что слышу их запах. Застарелый пот и сальные волосы. Хватаю их пистолет.