Год рождения

— Конечно, ты прав, — согласился Щеглов, — в наших заседаниях, да и во всей комсомольской работе много формализма. Но ты тоже даешь! Нашел где откровенничать!

Он вымыл руки, потом хитро посмотрел на меня и спросил:

— А что это наша Ольга так на тебя взъелась?

— Я-то почем знаю? — пожал я плечами. — Это у нее надо спрашивать.

Разве не он мне объяснил, что горком комсомола не то место, где можно вести откровенные разговоры?

А спустя несколько дней произошло еще одно событие, имевшее, как я теперь понимаю, некоторые последствия сугубо личного характера. А может, как раз напротив — ни к каким последствиям не приведшее. Ему предшествовали довольно длительные раздумья, поскольку дело касалось Веры.

Теперь, когда я несколько разгрузился и у меня стало больше свободного времени, я все чаще вспоминал ее, и мне очень захотелось ее увидеть. Несколько дней я ломал себе голову, как лучше организовать с ней «случайную» встречу, чтобы это выглядело совершенно естественно, перебрал массу вариантов, в том числе применяемых с этой целью в оперативной практике, но так ничего путного и не придумал, пока мне не помог счастливый случай.

Я отношусь, наверное, к числу везучих людей, хотя не могу сказать, что это проявляется во всем и всегда, но иногда мне и в самом деле очень везет. Во всяком случае, если мне нужен какой-то человек, но его поиски связаны с невероятными трудностями или требуют значительного времени, то как-то само собой получается, что он сам попадается мне навстречу.

Так случилось и на этот раз.

Только я признался себе в своей полной беспомощности, как в тот же вечер повстречал Веру. Причем повстречал в самом неожиданном месте.

Мы еще с утра договорились с матерью, что вечером я зайду за ней в медсанчасть и мы пойдем в наш клуб на французский фильм. Но во второй половине дня она позвонила и сказала, что ее срочно вызывают на консультацию в областную клиническую больницу. Такое в ее практике случалось довольно часто: мать считалась одним из лучших терапевтов, и ее периодически приглашали для консультаций.

И вот она попросила, чтобы в половине седьмого я ожидал ее у входа в больницу. Конечно, она могла бы и не обращаться ко мне с подобной просьбой, а назначить встречу у клуба и приехать туда к началу фильма, но в последнее время в наших отношениях произошли некоторые изменения, она все чаще стала использовать любую возможность, чтобы подольше побыть со мной, словно ее стали одолевать какие-то предчувствия.

Причин отказываться от ее предложения у меня не было, и я обещал ждать ее возле больницы.

И вот, прогуливаясь по заснеженному тротуару у проходной, я через решетчатый забор заметил, как по территории больницы идет Вера.

Я подумал, что она, очевидно, проходит здесь практику, поскольку учится на шестом курсе медицинского института, но, как потом оказалось, я ошибался. Во всяком случае, в этот день она оказалась в больнице совсем по другому поводу.

Я подошел к двери проходной и, когда Вера вышла из больницы, загородил ей дорогу.

Вера на ходу искала что-то в хозяйственной сумке и поэтому шла, опустив голову, и только почувствовав, что кто-то стоит у нее на пути, подняла глаза.

— Здравствуйте, Вера! — весело сказал я, очень обрадованный этой неожиданной встречей.

— Здравствуйте, Михаил Иванович, — чуть заметно удивившись, ответила она.

— Зачем так официально? — смутился я. — Можно просто по имени.

— Спасибо, но мне так удобнее, — покачала она головой.

— Я очень рад нашей встрече, — искренне сказал я. — Честно говоря, давно хотел с вами увидеться.

— Ну и что же вам мешало? — пристально посмотрела на меня Вера.

— Было очень много работы, — как всегда, когда мне надо было оправдаться за что-то несделанное в моей личной жизни, ответил я.

Но в этот раз мое банальное оправдание имело совершенно неожиданные последствия.

— Все еще исправляете грехи ваших предшественников? — довольно неприязненно спросила она.

Сколько раз каждому, кто пришел на службу в органы госбезопасности в одно время со мной и даже много позже, пришлось слышать подобные вопросы? Не на все из них, конечно, надо было отвечать, да и невозможно постоянно оправдываться и доказывать, что те, кто виновен в массовых репрессиях — никакие нам не предшественники, а мы никогда не были и не будем их последователями.

Но и обижаться на тех, кто задает подобные вопросы, тоже нельзя, потому что в общественном сознании крепко, может быть даже навсегда, укоренилось представление о единстве мыслей и поступков всех поколений чекистов независимо от времени, в которое они находились на службе.

И изменить подобные представления очень трудно, потому что об обстановке и делах любой закрытой организации лучше всех осведомлены только те, кто в ней работает, а они хранят молчание.

Вот и я не стал обижаться на Веру, как не стал и отвечать на ее вопрос, а в свою очередь поинтересовался:

— Как поживает Анна Тимофеевна?

— Плохо, — тихо ответила Вера и отвернулась. — Она тяжело больна. Я только что была у нее.

— А что с ней? — попытался я заглянуть ей в лицо.

— Инсульт, — едва слышно вымолвила Вера.