Год рождения

Никаких разговоров о том, что ждет нас завтра, мы в поезде не вели. Обсуждать возможные итоги проведенного расследования и делать на этот счет какие-то предположения не хотелось да и не имело смысла: многое было уже переговорено за прошедшие с начала расследования четыре месяца, предугадать выводы, сделанные в Москве, мы все равно были не в состоянии, а, кроме того, условий для такого разговора не было никаких. В купе мы были не одни, там уже ехали два производственника из соседнего областного центра выбивать в министерстве фонды на следующий год.

Едва мы с матерью расположились и поезд тронулся, они достали очередную бутылку коньяка, курицу, домашние пироги и прочую снедь, которую берут с собой в дорогу бывалые командированные, и снова принялись обсуждать свои проблемы.

Пока они ели и пили, мать курила в коридоре, а я сразу завалился спать.

Когда угомонились наши попутчики, когда мать вернулись в купе, я уже не слышал…

В семь часов утра мы были в Москве.

Обычно, приезжая по делам в столицу, мать останавливалась у своих родственников или знакомых. Я тоже мог остановиться у своих бывших однокашников по контрразведывательной школе. Но на этот раз нам был заказан номер в гостинице «Пекин», поэтому с вокзала мы сразу поехали на площадь Маяковского.

Оставив вещи и наскоро позавтракав в гостиничном буфете, мы на троллейбусе доехали до центрального телеграфа, а оттуда пошли пешком.

К приемной КГБ можно было пройти по проезду Художественного театра и Кузнецкому мосту, это был самый короткий путь, но мы были настолько поглощены ожиданием назначенной на десять часов встречи, что как-то даже не подумали об этом и машинально направились в сторону проспекта Маркса.

Я шел по городу, бессознательно фиксируя все, что происходило вокруг нас.

Москва готовилась к встрече шестьдесят второго года.

В сквере у Большого театра устанавливали елку.

У красочно оформленных по случаю Нового года витрин «Детского мира» толпились возбужденные малыши: их глазенки горели от множества выставленных в витринах подарков и елочных украшений.

На часах, установленных на бывшем здании Наркоминдела, было без четверти десять, когда мы вышли из бюро пропусков на Кузнецком мосту и, пройдя по Фуркасовскому переулку вдоль гранитного цоколя центрального здания КГБ, вошли в четвертый подъезд.

По логике с нами должны были беседовать в управлении кадров. Чтобы попасть туда, следовало входить через пятый подъезд, но на наших пропусках почему-то был указан кабинет, расположенный в другом крыле здания. Там, насколько я помнил, находилось руководство Комитета.

Мы разделись в гардеробе, потом долго шли по коридорам, постепенно огибая здание по часовой стрелке, и когда наконец нашли нужный кабинет, то, по моим расчетам, должны были оказаться на противоположной стороне огромного здания.

И действительно, отворив дверь кабинета, я сразу увидел памятник Дзержинскому за окном и понял, что мы находимся где-то в районе первого подъезда, через который ходили только председатель КГБ и некоторые его заместители.

Находившийся в кабинете сотрудник поздоровался с нами, посмотрел на часы, удовлетворенно кивнул, встал из-за стола и сказал:

— Прошу вас, идемте со мной.

Мы проследовали за ним по коридору, и вскоре он предупредительно отворил перед нами дверь другого кабинета, значительно большего по площади, в центре которого стоял стол с многочисленными телефонами, а слева и справа от входа были расположены двери в смежные кабинеты.

Я сразу догадался, что это приемная какого-то руководителя, возможно, начальника главного управления или даже заместителя председателя Комитета. Сопровождающий нас сотрудник (видимо, это был помощник этого руководителя) указал нам на стоявшие у стен кресла и предложил:

— Пожалуйста, присядьте, я доложу о вашем прибытии.

Сказав это, он скрылся за дверью, которая вела в правый кабинет.

Мать села на уголок кресла, а я остался стоять, ожидая, что помощник сейчас выйдет и пригласит нас войти.

Примерно через минуту дверь действительно открылась и появился помощник. Он придержал дверь, посторонился и пропустил в приемную рослого, худощавого человека лет пятидесяти пяти в форме генерал-лейтенанта. Тот окинул нас внимательным взглядом и направился к матери.

Мать встала и негромким голосом, но очень четко доложила:

— Подполковник медицинской службы Вдовина по нашему вызову прибыла!

Генерал подошел к матери, протянул ей руку и как-то совсем по-домашнему сказал:

— Здравствуйте, дорогая моя Ирина Федоровна!

— Здравствуйте, товарищ генерал, — смущенно ответила мать и в некоторой растерянности посмотрела на меня.

Генерал, не отпуская ее руку, тоже посмотрел на меня и тем же тоном произнес:

— Так вот ты какой, Михаил Вдовин!

Я собрался было, подобно матери, тоже доложить о своем прибытии, но, как и она, застыл в растерянности, не зная, как мне следует отвечать на это неуставное приветствие.

А генерал тем временем снова обратился к матери:

— Просто невероятное сходство с отцом, правда, Ирина Федоровна? Если бы я его случайно встретил на улице, сразу узнал бы, честное слово!