Читаем Год с Культурой полностью

– Знаешь, есть такой роман Анны Матвеевой – “Завидное чувство Веры Стениной”, там у героини был дар: чувствовать все, что изображено на картине, вплоть до ощущения запаха продуктов с натюрморта, шума реки и ощущения ветра на пейзаже. Может, и у тебя есть подобный талант: через картину воспринимать эмоции художника, которые он ощущал, рисуя картину? Но не слуховую или обонятельную галлюцинацию, а – гнев, ужас. Та Вера, кстати, использовала свой талант: стала экстра-экспертом по определению подлинности шедевров.

Попутчица всю дорогу угождала мне: предугадывала, в чем я нуждаюсь, порывалась подать, достать, поднять и тп. Я подумала, что такое складывается от многолетней практики, наверное, муж у неё с аутичными чертам, раз она привыкла всести себя, как тьютор.

Приехав, накупили продуктов и наготовили себе и на хозяина, где остановились, впрок. Лепила вареники с грибами вешенкам и думала: звучит, как про сладкое, похоже на “варенье с вишней”, а ведь обед…

Оружейная палата.

В неё пошли в день приезда. Как-то у меня в последнее время повелось, что в музеях фотографирую старинные часы и зеркала. С одной дамой – современно и стильно одетой, с айфоном последней модели,  от витрины к витрине с экспонатами переходили в одном темпе и часто оказывались рядом. На стенде с работами Фаберже был одуванчик, который она узнала:

– Ой, о нем же в последнем выпуске "Культурное наследие" на канале Культура было, – и рассказала мне: из чего он, какие там хитрости, что наряду с драг-камнями есть настоящие зонтики растения. Заметила, что запечатлеваю я. – А вы зачем зеркала фотографируете? Не боитесь, что они все силы в потусторонний мир вытянут? Как?! – не верите в потусторонний мир? – и т.п.

На всякий случай нейтрализовала возможную чертовщину фотографированием старинных окладов Евангелий и икон. Рыцарские латы – как на мужчину и на женщину, на самом деле – написано: амуниция для боя верхом на лошади и для пешего. Часы со скульптурой: Лукреция, умирающая на руках супруга от самоубийства после изнасилования солдатом. На расписной тарелке чаепитие:  мужской разговор, к босой паре, видимо, пришёл гость, раз женщина присела, но без стакана. Платья с длинными шлееейфами и портретиками.

Два серебряных подноса с буквами, как про моих дочек с именами на А и на Н, с уточняющей цифрой 1 возле Н: она первая по хронологии. На самом деле это, конечно, подарки для царей Александра и Николая I-го.

В музее Ильи Глазунова зал с портретами первой супруги художника Нины и работы её памяти, прожили 30 лет, вроде как покончила собой (мутная история: он считал, что её убили).

В цокольном этаже музея – фотографии художника с известными людьми. Одна из его муз – Джина Лоллобриджида, с которой после Международного кинофестиваля в Москве завихрился бурный роман. Были римские каникулы… На фоне супружеской жизни с Ниной (“Вы и убили-с”).

Два дня были наполнены именем Нина: в сети все поздравляли кинокритика Зинаиду Пронченко с новорожденной дочкой Ниной, что, мол: имя какое красивое “и главное – редкое”, в музее Ильи Глазунова много портретов "Нина", жены художника. В год, когда родилась моя Нина, японцы поставили оперу “Нина и 12 месяцев” по сказке “12 месяцев”, а имя для героини им выдала ЭВМ – как самое благозвучное на всех языках мира. Ну, еще и наличие моей любимой тети Нины, и просмотр в дни семейной благой вести фильма “Привет с фронта” со словами “Здравствуйте, Нина” в каждом письме…

Царицыно.

Впечатление от него грустное: те, кто его замышляли и затевали – не насладились им и не попользовались: не достраивался, забрасывался, зарастал деревьями на крышах. То один государь спустя век подтянет, то другой еще через пару спохватится. Не по-хозяйски такой масштабный недострой пропадал. В 70-е годы прошлого века в круглом Хлебном доме были коммуналки. Смотрительницы рассказали, что трудно было из них выселить:  “Конечно – из такой красоты…” В Большом Дворце огромные объёмы, широкие нарядные лестницы, башенки, интересный маршрут по кольцевой. Приветливые смотрительницы сказали, что люстры и паркет – новодел. Я спросила:

– Как вы здесь работаете? Наверное, обживаете каждый зал, как свой дом?

– Обживаем, по-родному. Но залы меняем, чтоб не надоедали.

Даже такое великолепие может надоесть…

Всё красиво, масштабно. Но такого чувства давней когда-то там жизни, как, например, было у меня в Коломенском, я не ощутила. Территория большая, за день все строения не обойдешь, там еще царские конюшни были, еще что-то… Местный туристический маленький электроавтобус с экскурсией внутри усадьбы в день нашего посещения не работал, к сожалению – надо было читать расписание на сайте.

Добирались до Царицыно с пересадкой, которая мне даже понравилась: бесплатные автобусы почти пустые отправлялись один за другим – ждать не пришлось, в окно посмотрела район Автозавод.

В промежутках между музеями сварили  на скорую руку походные щи с килькой в томате.

В самом центре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика