Адрес – нулевой километр всея Руси, ГУМ–ярмарка с катком. В субботний вечер на стройках работа кипела. “Музыкавметро” – теперь в метро есть специальное законное место для музыкантов. Китай-город. Мы жили у метро Новые Черемушки, там же рынок – нарядный, с башенками под старину, на нем все-все есть. Хотели утром с поезда закупиться – в Самаре-то рынок с 7 часов, а этот с 10-ти, пришлось идти днем. Продавец мяса сказала: "Тут днем звонят постоянные покупатели: Света, мне на гуляш грамм 700, и вечером забирают приготовленное".
Иногда судьба сводит рядом знаменитостей днем смерти. Сталин и Сергей Прокофьев умерли в один день 1953-го, утрата второго в те дни осталась досадно незамеченной. Из недавнего: Ю. Шатунов и Нарцисс Пьер – хоть оба из поп-музыки, для меня совсем разные. И вот: Ирина Чурикова – узнала об этом, проходя мимо Третьяковки, на другой день Вахтанг Кикабидзе – узнала в Третьяковке, на следующий была в Историческом музее – Джина Лоллобриджида, через день рассматривала её фотографии с художником. Эти трое у меня соединились в контексте музейной усталости и яркой иллюминации в центре новогодней Москвы.
В Третьяковке.
Портреты откликались лицами из контекста текущих событий. “Пушкин” работы Крамского, с маникюром. Писарев – как раз о нем читала у Льва Аннинского до поездки. Дама, очень похожая на мою предновогоднюю фею, пригласившую меня в “Культуру”. У “Незнакомки” Ивана Крамского экскурсовод: “Приличная женщина должна отставать от моды на один год”. У “Коломбины” Николая Сапунова будто что-то с глазом. Левитан, “Омут” – “У каждого в жизни был собственный омут”, русалки, многовероятно, отсюда. К нему же, наверное, и нянечка Варвары Красы направлялась, когда пошла к “омуту глыбокому”. Аудио-гид мне не понравился: банальные избитые фразы либо спорные оценочные: “Эта картина у художника неудачная”, – о «Никита Пустосвят. Спор о вере» Василия Перова. Кто так решил?
Храм Христа Спасителя.
Вход свободный, перед службой образовалась очередь, спускающаяся со ступеней, но она ощутимо двигалась. Ближе к верху девушки скидывали назад капюшоны, снимали с шеи шарфы и повязывали их на голову. Внутри храма молодежи было очень много, и по-серьёзному, не поглазеть: со свечами, вдумчивым написанием на удобном длинном столе списков для поминания. На службе потрясли живые голоса хора и солирующих батюшек – самое красивое и гармоничное песнопение, что я слышала. Во время окуривания – хождения батюшки по храму с дымящимся кадилом – толпа прихожан слилась в едином молчаливом застывании. Присутствовали, кто как умел: стоя истуканом или иногда крестясь в нужные моменты, внимая каждому слову произносимых молитв, вторя слова или молча, озираясь на других или никого не видя. От впечатлений я расплакалась, дура старая…
С книгой.
Перед поездкой начала читать “Фабрику прозы” Виктора Драгунского, да так всю Москву её в сумке и протаскала. Как-то на самом интересном месте ко мне в метро пристала женщина, сидящая рядом:
– У вас телефон звонит? У вас, у вас! – пришлось отвлечься, залезть в сумку.
– Нет, не у меня, – но она была удовлетворена прерыванием моего кайфа, а то – ишь, расчиталась тут!
Удачное совпадение: в мои московские дни Драгунский неожиданно оповестил в соцсети о своём творческом вечере в красивейшем месте – театре Школы современной пьесы. Мини-дворец: арт-кафе с разговорами за соседними столиками о постановках, внутренняя просматриваемая многоэтажность холлов, гостеприимный персонал.
До начала встречи познакомилась с писателем – я ж люблю прийти задолго, самой первой. Когда назвалась, и он тепло среагировал – узнал по комментариям в его ТГ-канале, было приятно. Вечер прошёл тепло, писатель оказался таким же искренним и дружелюбным, как его рассказы. Задружились на Фейсбуке.
Самое захватывающее впечатление в этой поездке: виртуальный полет над Россией в парке Зарядье. 8 минут счастья, пролетая близко, почти касаясь, над каменными столбами в Коми, Ленскими в Якутии, Саяно-Шушенской ГЭС, долиной гейзеров на Камчатке, Сочи, Мамаевым курганом в Волгограде, Москва-Сити. Полёт над Москвой тоже хорош, но над Россией мы пролетели дважды.
Как Хосе и Мария.
Привязалась ко мне в те дни песня, мелодию которой мы знали с детства из заставки к телепередаче “В мире животных”, где журавли, танцующие страусы и качающиеся на лианах обезьянки. Но вот услышала её в первоисточнике на аргентинском языке, про Хосе и Марию на библейский сюжет Рождества, и мелодия стала другой: человеческий голос добавил чувств, переживаний, ощущения личной истории и мечты.
После полуночи муж поздравил с наступлением дня нашей свадьбы в последний день января – 37 лет. Как такая называется, естественно, не помнил, поэтому приукрасил, чем смог: “Пушкин столько жил”.