Год со Штроблом

— Бедняга Наполеон, — сказал Улли Зоммер.

Взяв с тумбочки у двери ракетку для настольного тенниса, повернулся к ним.

— Между прочим, если вы, «ведущие силы», устанете от своей ведущей роли — час-то поздний! — я буду ждать вас. Либо в спортзале, либо за кружечкой пива.

— Иногда у меня такое чувство, — сказал Шютц Штроблу, когда они остались наедине, — будто как-то разом на свете появилось чересчур много вещей, о которых у меня должно быть собственное мнение. Причем мнение серьезное, обоснованное. Ведь часто что получается: только-только я узнаю, что эти проблемы есть на свете, а уже обязан судить о них, словно всю жизнь имел с ними дело. И вдобавок представить, как они могут повлиять на жизнь нашего участка. Временами я напоминаю себе парашютиста, запутавшегося в стропах. Воздух несет его, но приземлится ли он у цели — вот вопрос!

— Я покажу тебе, где «приземлимся», — сказал Штробл. — Задача: «Минуя бездорожье, выйти на шоссе раньше заданного времени»! Вот где мы «приземлимся».

Они еще долго сидели. Приходил Улли Зоммер, опять натянул свитер. Потом Улли вернулся из столовой, а они все еще сидели, взяв направление на пункт назначения: «На два дня раньше!» — и производили рекогносцировку других направлений.

— То-то Вера удивится, — радовался Штробл. — Представляешь, какие у нее будут глаза!

— Представляю, — сказал Шютц. — Черные.

— Очень черные, — улыбнулся Штробл.

— Бедные вы мои головушки, — сказал Улли Зоммер, поставив перед ними по бутылке пива.

Они промочили горло и больше в тот вечер карандашей в руки не брали.

Ночью Шютцу приснился странный сон. Будто ему непременно нужно перебраться через глубокий ров, наполненный водой. Поперек рва шириной метров в семь-восемь лежит бревно. Он ощупал его, проверил на прочность. Вроде бы должно выдержать. Ров глубокий, до воды далеко, она черная, пугающая. Он осторожно делает шаг за шагом по бревну, не веря, что переберется на другую сторону. А когда перебрался, его охватила неведомая ему прежде радость. Еще раз ощупав бревно, опять ступил на него и довольно быстро перешел обратно. А потом снова туда и опять обратно, все быстрее и быстрее, пружинящим шагом и даже пританцовывая. Решил подпрыгнуть, но на бревно не попал… И вот он видит во сне себя летящим вниз, в глубокий ров, вверх ногами, маленький, беспомощный человечек.

Он проснулся в испуге, со странной пустотой в голове.

Подумал: «Что за чушь, я ведь умею плавать». Долго лежал без сна, вспоминая, как совсем еще недавно во всем одобрял Штробла как руководителя: его решительность, изворотливость и активность ему явно импонировали. Штробл нравился ему, Шютцу хотелось и работать и руководить, как он. Это было что-то вроде цели, достигнув которой впору воскликнуть: «Я своего добился!» Но все ли так уж хорошо? Не слишком ли быстро подчас Штробл принимает решения? Исходя причем из собственных интересов? Не слишком ли много он вообще брал на себя? И вправе ли он предъявлять те же строжайшие требования, которые предъявлял к себе и ко всем остальным? Жить, как Штробл, означало жить трудно, аскетично. Полная ли это жизнь? Разве ради такой жизни трудятся все они здесь?

Шютц подумал: «И ко мне жизнь предъявляет все более жесткие требования. Одно из них — найти свой стиль работы рядом со Штроблом, в паре с ним».

32

Ясным солнечным утром Норма приступила к работе в приемной Штробла. Окна в ее комнате и кабинете были чисто вымыты. Норма видела, как подрагивают на ветру коричневые веточки березок, покрытые первой зеленью. Она и сама не знала, почему согласилась с переводом сюда, почему наблюдает, как дрожат березки, а не крошит в кухонном чаду луковицы и не проворачивает через мясорубку петрушку. С нетерпением ждала, когда в этом помещении, на натертом полу которого никогда не исчезали ошметки цемента и песок — тому виной рифленые подошвы тяжелых башмаков, как ни вытирай ноги, все равно наследишь, — появится человек, который скажет, где ей сесть и чем заняться.

А час спустя Норма уже печатала первое письмо на листке со штампом «ДЕК». Держа в руке защитную каску и ключи от машины, Штробл продиктовал ей это письмо в тезисах. Письмо адресовалось в «основу», и она вежливо, приученная к этому службой в горсовете, сформулировала, что в связи с изменением сроков монтажа в основных боксах дополнительно требуются сварщики со специальной подготовкой и опытные монтажники трубопроводов.

— Меня это не касается, но не думаю, что коллега Штробл согласится с письмом в таком виде, — проговорила с кислой миной фрау Кречман.

Она появилась около полудня, чтобы забрать кое-какие принадлежащие ей мелочи и перебраться в другую приемную, где начальник не станет хмурить брови, если кто-то из его сотрудников исчез на полчаса по собственным надобностям.

Фрау Кречман оказалась права. Штробл, вернувшийся к обеду с планерки в сопровождении мастеров, технологов и прорабов, с которыми решил провести инструктаж, прочел письмо и вернул со словами:

— Не тот тон. Нужно, чтобы было резко до предела. Угроза? Меня не пугает. Но никаких поклонов.