Год теней

Я кивнула. Мне лучше было помолчать: меня так и подмывало попросить Фредерика перестать мучить скрипку, а это несправедливо.

Через несколько минут Фредерик прекратил свои упражнения.

– Хочу поблагодарить вас обоих, – сказал он. – Я не знаю, что произойдёт дальше и надолго ли я ещё останусь с вами.

И он послал мне невероятно добрую улыбку. Ну и пусть она была оплывающей, чёрной и деформированной. Фредерик был моим другом. Скоро ему предстояло уйти, и следовало пожелать ему удачи, потому что его ждало безопасное и счастливое место, где ему не придётся больше сопротивляться Лимбу. Какой ужас – из лучших побуждений искренне желать, чтобы твой друг покинул тебя.

– Но, я надеюсь, вы меня запомните, – продолжил Фредерик. – А я вас точно не забуду. Если только это возможно в загробном мире. – По щекам у него скатились капли чёрного дыма. – Надо же. Я вдруг разволновался. Не умею прощаться.

Джакс шмыгнул носом и уткнулся в бок мистера Уортингтона. Тилли смотрела в пол.

– Не волнуйтесь, Фредерик, – сказал Генри. – У вас получится.

Я изо всех сил изображала на лице улыбку, хотя готова была разрыдаться.

Потом Фредерик начал играть, и хотя я ненавидела музыку и всё, что с ней связано, но отличать мастерские произведения умела.

Такие, как это.

Когда слушаешь хорошую музыку, испытываешь странное чувство. Начинается с какого-то смутного трепета, с горячего тугого узла в груди. Поначалу он крошечный, как искра в тёмной комнате, но затем прорастает, струится сквозь тебя. И потом вдруг оказывается, что всё тело, от макушки до кончиков пальцев на ногах, охвачено огнём. Горячий узел в груди превращается в пузырь, наполненный всем лучшим в мире, и тогда безумно трудно усидеть на месте – хочется побежать, или пуститься в пляс, или вскочить и прокричать всему свету об этой музыке – иначе взорвёшься.

Вот что я ощутила той ночью. И, судя по выражению лица Генри, он пережил то же самое.

Фредерик отыграл весь концерт и закончил размашистым движением смычка. Потом произнёс: «Ах!» – и поклонился. Мы аплодировали ему стоя, он сиял… И вдруг глаза у него распахнулись, он снова ахнул и, сказав «О боже», вздохнул и осыпался, словно порыв ветра разогнал облако дыма. Всего на мгновение ярко вспыхнула молния, раздался хлопок, и высокий электрический гул стих.

Фредерик исчез.

Скрипка и смычок упали на сцену.

Мы долго смотрели на инструмент, на разбросанные вокруг него ноты. Я первой вышла из оцепенения – собрала листки и разложила их по порядку; Тилли, Джакс и мистер Уортингтон молча витали позади меня. Они и потом не произнесли ни слова.

Отправившись провожать Генри на автобус, я оглянулась. Привидения стали маленькими и тёмными и дрожащей кучкой парили над сценой, не отрывая глаз от того места, где недавно стоял их товарищ.

Небо было холодным и звёздным. Мы с Генри почти не разговаривали – между нами возникла какая-то тяжёлая неловкость. Мы помогли призраку перебраться в иной мир. Счастлив ли теперь Фредерик?

– Ну ладно, – сказал Генри, когда подъехал его автобус, – увидимся в школе.

Казалось, он был расстроен не меньше меня.

Я, часто глотая, смотрела в тёмные окна «Счастливого уголка».

– Да. Пока.

Проводив Генри, я отнесла партитуру концерта Фредерика в музыкальную библиотеку. Это произведение достойно того, чтобы его исполняли, и должно находиться среди нотного собрания филармонии. Интересно, что скажет Маэстро, когда найдёт эти ноты, и будет ли у него вообще шанс обнаружить их? Останется ли концертный зал домом для его оркестра?

Вернувшись в свою комнату, я подтащила раскладушку к кровати нонни, забралась под одеяло и положила руку бабушке на запястье, чтобы чувствовать, что я всё ещё в этом мире.

Теперь, когда Фредерик ушёл, задача внезапно стала казаться более реальной: один призрак спасён, осталось ещё три.

Пошёл обратный отсчёт.

Глава 23

В ту ночь мне приснился очень странный сон: будто бы Тилли, Джакс и мистер Уортингтон парят надо мной, пока я сплю. Дети-призраки что-то одновременно шепчут мне, говорят, что уход Фредерика напугал их.

– Он просто испарился, – жаловалась Тилли.

– Он исчез, Оливия, – хныкал Джакс. Дымчатые чёрные слёзы катились по его лицу, оставляя на щеках желобки.

– Откуда мы знаем, что он попал в загробный мир? – спрашивали они одновременно, вторя друг другу. – А вдруг он ушёл в небытие?

Мистер Уортингтон издал тихий стон, и я заключила, что он согласен с ребятами.

Но во сне я не могла ответить. Рот мой был запечатан, и веки тоже.

– Нам страшно, Оливия, – прошептал Джакс.

– Не уверена, что мы справимся, Оливия, – проговорила Тилли, складывая руки на груди.

– Ты тут ни при чём.

– Это не из-за тебя.

– Просто мы напуганы, – вместе прошептали Тилли и Джакс. Они начали бледнеть, уплывать из моего сна, как дым из окна. – Не вини себя. Ты молодец.

– Нам просто нужно время подумать, – сказал Джакс.

– Нам нужно побыть одним, – объяснила Тилли.

– Может, не так уж и плохо навсегда остаться привидением.

– Мы привыкли быть призраками, а в том мире мы ничего не знаем.

Мистер Уортингтон просто грустно смотрел на меня, вертя в руках шляпу.

Потом все трое исчезли.