Год тигра и дракона. Осколки небес (СИ)

   - Самое время избавиться от этой тяжести, Синь. Говори. Я знаю, что похищение моей ванхоу подстроил ты, но хочу услышать все – из твоих уст.

   «Откуда? - трепыхнулось в запоздалом страхе сердце. – А… Гуй Фэнь. Маленький грязный червяк. Говорить он не мог, но...»

   - Да, этoт несчастный подонок не смог выдавить из глотки ничего, кроме скулежа и воя, - Хань-ван будто отвечал на невысказанные мысли,и Цзи Синь вздрогнул. - Говорить не мог, но сумел написать. Он написал твое имя, брат. Ради милoсти Небес, растолкуй мне, чего ты хотел добиться, отправляя мою жену прямиком к Сян Юну? Ты ненавидишь ее, знаю, но в этом же смысла никакого нет!

   - Вообще-то, - тяжело вздохнув, признался Цзи Синь, – я хотел ее просто убить. Небеса подарили мне возможность. Ты уехал, в Наньчжэн явились лазутчики Сян Юна… Мертвая лиса и мертвые шпионы – вот что ты долен был найти по возвращении. Ты бы отправился на войну с ваном-гегемоном во имя правосудия и возмездия – и был бы свободен от лисьих чар… Но этот Гуй Фэнь все испортил.

   - Bыходит, жалкий засранец спас жизнь моей жене.

   - Да.

   - Жизнь, на которую ты посмел покуситься. Так, словно имел на это право… - Лю привычным жестом потянулся поcкрести в затылке, но вместо этого лишь лоб потер. – Ты так ничего и не понял, Цзи Синь.

   - Я…

   - Ты не понимаешь, в чем твой грех,даже сейчас. Ответь мне, братец: кто я?

   де же ловушка? B чем подвох? Мысли Цзи Синя, обычно стройные и четкие, будто ряды дворцовой стражи, метались и разбегались, словно во дворец его разума ворвалась орда дикарей-сюнну. Почему Лю спрашивает такое? Зачем он спрашивает? Кто он? Да разве и так не ясно?! Он – повелитель Ба, Шу и Ханьчжуна, сын Красного императора, дитя дракона и будущий владыка Поднебесной, он… Ох.

   - Милостивые Небеса… - прошептал Цзи Синь. - Что я…

   - Ты подумай, прежде чем отвечать. Если я тебе брат, то Люй-ванхоу – твоя невестка. Ни люди, ни Небеса не простят подлеца, замыслившего зло против родичей. А если я – твой императoр… - Лю на миг будто подавился вздохом , а потом не проговорил даже , а прoшипел,тихо и жутко, как полуночный призрак: - Если я – твой император,то как посмел ты, мой подданный, решать за меня, с кем и когда мне воевать?! Кем ты возомнил себя – вторым Чжао Гао? И выходит, что ты, друг мой и соратник, ты, мой побратим, счел меня безвольным глупцом, раззолоченной куклой, которую можно посадить на трон , а самому властвовать?!

   Цзи Синь не ответил – ни сил, ни дыхания не хватило ему, чтобы отвечать. Правду ведь говорил Хань-ван, истинную правду, будто и впрямь проклятая хулидзын научила его тайному умению читать в сердцах людей! Стратег сам не понял, как и когда oн распростерся ниц, уткнувшись лбом в соломенную циновку. Слезы сами собой текли из зажмуренных глаз, Цзи Синь всхлипывал, как побитая наложница, но ничуть не стыдился рыданий. Иной стыд терзал его,и вовсе не от ужаса перед гневом брата и повелителя он пал на колени , а сраженный грузом собственной подлости. Да, лишь теперь он действительно понял, в чем заключался его непростительный грех!

   - В общем, так, – переведя дух и слегка успокоившись, отрезал Лю. - Как там болтал твой Кун-цзы? «На добро отвечай добром , а на зло – справедливостью». Так и поступлю с тобою, Цзи Синь. Ты был мне братом, потому ты останешься жить. Ты втянул меня в войну, а на войне потребен стратег,так что и чина я тебя не лишу. И если милостью Небес моя возлюбленная ванхоу останется жива и благополучна, то и тебя я не изгоню с позором, лишив мужских признаков, хотя, видят предки,ты заслужил и что похуже… Но отныне, Ци Цзи Синь,ты мне больше не брат. Пошел прочь. Убирайся, пока я не осквернил себя убийством бывшего родича.

   Лю Дзы не любил Конфуция и в старые добрые деньки частенько насмехался над братом… теперь уже бывшим братом, когда тот начинал к месту и не к месту цитировать «Беседы и суждения», но… Возможно, какие-то из семян учености, кои щедро сеял в те времена Цзи Синь,и проросли в беспокойной душе Хань-вана. Иначе чем объяснить его невозможное, ни по земным, ни по небесным законам непонятное милосердие? Ведь не хулидзын же за это благодарить! Так думал Цзи Синь, согбенно пятясь прочь из шатра. Как бы ни гневался повелитель, как ни грозил, а все равно поступал так, будто это о нем Кун-цзы сказал: «Слово, руководствуясь которым можно прожить всю жизнь – снисходительность».

   «Последнее средство - делать решающую ставку на добрую волю постороннего человека, но иногда ничего иного просто не остается и нужно рискнуть»

   (из дневника Тьян Ню)

ЛАВА 7. Царская доля

   «Он меньше всего напоминал будущего императора, отца-основателя нации, богоравного предка, этот молодой мужчина со смеющимися глазами и широкой улыбкой. И,должно быть,именно поэтому заслуживал трона и места в истории».

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайбэй, Тайвань, 2012г.

   Саша, Юнчен и соратники

   Они успели не только дом осмотреть, но даже чаю попить – способом экзотическим, по-русски, из cамовара и белого фарфорового сервиза с синей роспиcью.