Год - тринадцать месяцев (сборник)

Он и сам чувствовал, как эти два месяца жизни в городе переменили его. Раньше он бы не посмел сказать так презрительно о Ягуре, все-таки ведь он был Директор школы, а это прежде всего. А теперь вот говорит, да еще с таким презрением, что Юля вроде бы и оскорбилась, притихла. Потом:

— Он сватает меня… — И добавила едва слышно: — Наталья велит выходить…

— Выходи, я не держу. У меня еще конца учебы не видать.

— А когда… когда ты закончишь учебу… — проговорила она дрожащим голосом, — когда закончишь, ты на меня и краем глаза не посмотришь?..

И он деланно рассмеялся и оказал:

— Говоришь тоже ерунду!

Но впервые в сердце уже не было твердой уверенности. И с каким-то нехорошим чувством подумалось: как скучно! Да и о чем с ней поговоришь? Кто с кем в деревне гуляет, есть ли в Казани галоши для чесанок? А про Чайковского, наверное, и не слыхала!..

Эх ты, молодое время, молодая прыть! Если бы все это вернуть, если бы жить сегодняшним умом!

9

На автовокзале народу было — не протолкаться. Очередь к кассе за билетами завилась в такие кольца, что конца ее и не найти. А автобус на Шумерлю отправлялся через час, и все билеты на этот рейс уже были проданы.

Алексей Петрович, уже совершенно отвыкший от подобного рода явлений, потому что всюду, куда ему нужно было, ездил на служебной машине, с удивлением видел теперь Толпы потного, измученного народа, увешанного сумками, рюкзаками. Поразил его и тот вид терпения и покорности, который был на многих лицах, которое он здесь видел. Алексей Петрович пожал с удивлением плечами и вышел из здания автовокзала. Разумеется, он знал о различного рода проблемах, трудностях и недостатках в нашем хозяйстве по выступлениям ораторов на различных активах и совещаниях, но тут было нечто иное, чему он даже не мог сейчас подобрать определения. Палило солнце, пахло бензинной гарью и асфальтом, а он стоял как оглушенный в своей легкой белой шляпе, и портфель в руке делался все тяжелее и тяжелее.

Первым его побуждением было сделать так, как все вынуждены делать, все эти простые люди: встать в очередь и ждать. Но хоть это побуждение в нем говорило и ясно, Алексей Петрович почему-то не спешил осуществлять его. При одной мысли, что в этой духоте автовокзала ему придется простоять часа два, в нем поднимался гнев. Но ведь эти-то люди стоят, здесь без гнева! Правда, у него есть выход: он должен набрать номер главного инженера и велеть ему подослать машину сюда, на автовокзал. «Да что вы там делаете?!» — послышится искренне изумленный молодой голос человека, который еще года два-три назад и не знал иного способа передвижения по дорогам страны, как только при помощи таких вот вокзалов. «Нет, Алексей Петрович, вы меня удивляете! Сейчас я посылаю Ваню, через пять минут он у вас будет!» Да, стоит только набрать номер…

— Эй, дарагой! — услышал Алексей Петрович развязный, ленивый голос. — Куда ехать?

Он и подумать не мог, что это его окликают, но смуглый таксист-кавказец в кепке с огромным козырьком и с пышными усами, высунувши голову из машины, смотрел на него.

— Ты что, дарагой, оглох? Тебя спрашиваю, — сказал он капризным презрительным голосом.

Первая мысль Алексея Петровича была странная: «Почему из тысячи людей он выбрал меня? Ведь кругом такие же люди!..» Но в то же время было и понятно, что люди-то такие, да вот только у него лицо, еще не утомленное, не измотанное очередями и ожиданиями. Поскольку шофер справедливо не предполагал увидеть в этой толпе человека, имеющего в своем распоряжении иные средства транспорта, то он увидел в нем другого, того самого, который и был ему нужен — человека с деньгами. Когда это Алексей Петрович понял, то он поневоле улыбнулся.

— Мне нужно в Шумерлю, — оказал он тихо, не двигаясь с места, не бросаясь к машине, в то время как за дверцу уже ухватились две или три руки. Но шофер все еще смотрел поверх этих голов на Алексея Петровича и конечно же хорошо услышал его тихий голос. По голосу он понял то, что и должен был понять: такой пассажир ему был бы неудобен. И он коротко мотнул головой:

— Нэт, машина идет в Канаш.

— В Канаш! В Канаш! — радостно подхватили голоса, и дверки уже рвались, но хозяин-шофер властно и строго начал распоряжаться, выбирая себе пассажиров.

В самом деле, подумалось Алексею Петровичу, не попробовать ли на такси?

Эта мысль придала ему бодрости, и он довольно решительно подошел к вишневого цвета машине с шашечками на дверце и своим спокойным голосом, в котором ясно звучали необычные властные нотки, спросил:

— Свободно?

Парень-таксист с загорелым скуластым лицом, по которому сразу было видно, что он здешний, взглянул на Алексея Петровича и через оттопыренную толстую губу презрительно спросил:

— Куда?

— В Шумерлю, — ответил Алексей Петрович и вдруг ясно услышал в своем твердом голосе незнакомые нотки подобострастия. Ему стало как-то неловко, нехорошо, и он повторил уже зло: — В Шумерлю! — Но получилось то же самое. Видимо, эти ребята-шофера представляли какую-то стихийную силу, которая была сильнее всяких крепостей.