Мелькнула мысль, что вот из нее-то мы и не выйдем. Но все обошлось. В «сикрет руме» стояли стеклянные стенды с выставленными образцами. Ясно – подделки подороже. Я ткнула в один из них просто так. Думала, вытащит, чтобы посмотрела, но продавец, словно фокусник кролика из шляпы, достал откуда-то точно такую же сумку другого цвета. Она была настоящей или близко к настоящей.
Из-за зимнего похолодания (всего +28!) мужчины надели фланелевые дишдаши и заменили гатри на кашемировые палантины…
Дальше последовала демонстрация, призванная доказать, что перед нами кожа. Продавец обжег пламенем зажигалки сумку и позволил убедиться, что кожа не горит. Салима восхитилась:
– Пятьсот долларов за настоящую Шанель!
– Почти настоящую, – напомнила я и согласно кивнула продавцу: – Беру вот эту.
Моя протянутая к поджигаемой сумке рука повисла в воздухе. Никто отдавать мне этот экземпляр не собирался, второй продавец немедленно вытащил тот, на который я обратила внимание в витрине. Развод дураков, ясно, что в витрине вовсе не то качество!
– Мне эта понравилась больше, оттенок нужный.
– Нет-нет, эту сумку уже много раз держали в руках, поджигали, ею пользовались… Нет, вот новая, совсем новая!
– Неважно, что ее поджигали, она мне подходит, – протянула продавцу деньги.
В двери «сикрет рум» появилась внушительная фигура, видно охранника. Это свидетельствовало, что либо я уйду с сумкой из витрины, либо… Что «либо»: не убьют же они меня? Но я благоразумно решила не проверять это предположение, кивнула:
– Ладно, давайте ту.
– Часы?
Интересно, а как он будет демонстрировать «Рол лекс»? Бриллиантом стекло резать?
Я помотала головой:
– Нет, денег нет.
Нам пришлось сделать круг по Караме, поскольку отслеживали нас плотно, причем, явно предупреждая своих, чтоб не связывались.
Смотреть нечего, в закрома Карамы больше не проведут, на остальное противно смотреть, на этом наш поход по рынку контрафакта закончился. Сумку я подарила Родхе, чем немедленно завоевала ее любовь.
Во дворце скучно, очень скучно. И дело не в том, что я плохо понимала арабский (а чаще вообще не понимала). Разговаривать с женщинами не о чем. Закончившие университеты или престижные колледжи Европы и Америки, несколько раз в год бывающие там ради шопинга, красавицы сознательно шопингом же себя и ограничили.
Они старались родить как можно скорей и больше, чтобы потом заниматься собой, к тому же та, которая не родила достаточно детей, считалась «недо…». Но после третьего ребенка повисало все – живот, грудь, кожа… Требовались серьезные нагрузки, чтобы восстановиться, а заниматься не хотелось. К тому же абая скрывала не только все достоинства фигуры, но и недостатки тоже. Все, кому за тридцать, становились упитанными бабищами.
Ладно бы это, если человек интересен, не столь важно, какова у него фигура. Но ведь интересных (для меня лично) не было! Я мечтала много времени проводить в лучших музеях мира, поскольку такая возможность теперь у меня была. Мы даже с Салимой договорились о разделении интересов – выезжали в моллы на шопинг, она оставляла меня в книжном магазине «Кинокунья» в Дубай Мол ле, а сама отправлялась за покупками. Сначала со мной оставалась Асият, страдавшая от невозможности поглазеть на роскошные витрины (не на книги же ей смотреть!), потом, когда у меня появилась новая знакомая Анна, свободу получила и Асият тоже.
«Кинокунья» и магазин русской книги в Ламси Плаза (там, кстати, и магазин русских продуктов) стали моей отдушиной. Я не понимала иностранцев, с восторгом описывающих ряды стеллажей с кулинарными рецептами со всех стран мира. Они не бывали в больших книжных России. Для меня в «Кинокунье» стало приятным открытием наличие книг на русском! Не очень большой выбор, конечно, но Булгаков есть.
Я старалась читать по-арабски, понимая, что это пригодится. Хорошее оправдание, чтобы полдня проводить в книжном магазине, когда другие изучают содержимое бутиков.
В гареме я была белой вороной, но имевшей больше всех прав и привилегий. Здесь оказалась белой вороной с наименьшим количеством прав. Обычно у шейхов жены, кроме старшей, иностранки. Так вливается свежая кровь. Здесь отбор был иной – только свои, здесь кровь берегли. Одна я чужая, причем чужая во всем. Начинали сбываться слова Раисы, но я упорно пыталась не вспоминать ее пророчество, что вообще не смогу жить в этой семье. Не потому, что семья плохая, просто белых ворон чураются везде.