Год в Колчаковском застенке

больнице каждому предоставлялась койка и столик- Но, скажу в скобках,

этим все преимущества в колчаковском застенке и исчерпывались—все

остальное, начиная с ужасного питания и кончая обращением с

заключенными тюремных чинов, было безобразным.

Население палаты, в которую

япопал, было

напервое

_

время незначительным и состояло

всего из

3-х лиц, но

и

состав этих трех был очень пестрым: фельдшер, обвинявшийся в хищении

лекарств на 30 тыс. рублей, агент уголовного розыска, и давнишний

обитатель тюрьмы—юный любитель чужой собственности.

'

Скоро палата начала пополняться новыми арестованными

больными; в большинстве случаев это были случайно или по личным

доносам захваченные люди, нередко ую- ловный элемент (например,

проворовавшийся начальник станции П., сам с циничной откровенностью

Заменял врача и вершил все дела больницы казенный фельдшер

„Куяьмич', злостный спекулянт, вор и заведомый контр-революционер, по

милости которого многие угодили из тюрьмы № 1 под расстрел.

Нельзя не упомянуть о способе лечения, практиковавшемся

фельдшером: заходил он в палату на минуту, в шапке, пальто и галошах, с

небольшим ящичком под мышкой. В этом ящичке и заключалась вся

медицина—порошк i дв,ух сортов—«покрепче“ и „послабее". Эти

универсальные порошки и раздавались больным. В результате последние

в бслынинстве случаев отправлялись в парашку.

Просьбы об улучшении пищи, о выдаче тяжело больным молока, о

„настоящих лекарствах“, упирались в каменную стену равнодушия

жирного и наглого негодяя. Вся его фигура красноречиво говорила:

наплевать, хоть все вы тут передохните.

С удовлетворением добавлю, что через год, вскоре после прихода

красных, фельдшер-черносотенник был отдан под суд и расстрелян.

Питание в тюремной больнице было немногим лучше, чем в

Спасались от голодной смерти только передачами с‘ео/гного с воли,:

конечно, только те, у кого за стенами тюрьмы остались близкие или родные.

Но и с передачами колчаковские тюремщики ухитрялись устраивать

подлости: некоторые надзиратели, приносившие корзинки и узелки с

продуктами, по дороге часть (лучшее притом) габирали себе и до

заключенного доходила порой лишь половина принесенного. Конечно,

сравнивали записку подающего с содержимым корзины, уличали, ругались,

но все было бесполезно.