Год ведьмовства

– Пришло время вызвать для допроса подсудимую. Сегодня мы услышим ее последнюю исповедь.

Руки Иммануэль задрожали. Она обхватила ими колени, ощущая, как во рту пересохло, и язык прилип к нёбу. Подняв голову, она рассматривала толпу собравшихся зевак. Среди них были знакомые ей люди: Эстер, сидевшая в первом ряду, Муры, занявшие скамью прямо за ней, – но большую часть лиц она не узнавала. Собор был полон мужчин и женщин, и все смотрели на Иммануэль с тем же страхом и отвращением, с которым она сама когда-то смотрела на Лилит в Темном Лесу.

Пророк повернулся к ней лицом.

– Говори же, и пусть истина будет услышана.

Иммануэль расправила плечи и заставила себя поднять взгляд на паству. Она знала, что не совершала ничего дурного, что за ней нет настоящих грехов, которые заслуживали бы раскаяния и отпущения. Но она также знала, что ее судьба и судьба Эзры зависели от этой исповеди. То, что она скажет дальше, определит, доживут ли они до завтра. И если для того, чтобы спасти их обоих, требовалось ложное признание вины – то, что ж, так тому и быть.

– Меня зовут Иммануэль Мур. Я дочь Мириам Мур и Дэниэла Уорда.

Ее слова были встречены молчанием. Мертвым, удушающим, тошнотворным молчанием.

– Я стою перед вами: убийца, обманщица и неисправимая грешница. Я запятнала доброе имя своей семьи. Я презрела заветы Священного Писания, пророка и Доброго Отца.

Иммануэль замолчала, на секунду встретившись взглядом с Мартой.

– Я ступила на путь греха, – продолжала она. – Я говорила со зверями Темного Леса на их порочном языке. Я попрала Отцовы Предписания и жила, отрицая его власть надо мной. Читала втайне от всех. Я привораживала праведных мужчин своими чарами и совращала их сердца. Я нарушала святое правило кротости и сдержанности и высказывалась без разрешения. Я практиковала колдовство по ночам. Я водила дружбу со злом и отвергала добро, тянувшееся ко мне. За эти грехи я прошу у вас прощения, чтобы Отец, в его великой милости, очистил мою душу от мрака. Такова моя последняя исповедь.

Снова повисла гробовая тишина, в которой раздавались лишь ритмичные отзвуки шагов пророка. Тот прошелся вдоль алтаря и положил руку на голову Иммануэль, запустив пальцы в ее шевелюру.

– Спасибо за исповедь, дитя мое. Мы услышали все, что ты хотела сказать.

Паства молчала, выжидающе приоткрыв рты. Они жаждали приговора, жаждали услышать объявление о казни путем сожжения – очищения заживо, как то предписывал церковный закон.

Но если они хотели крови, сегодня им придется уйти несолоно хлебавши. Ибо у их пророка были другие планы. Планы, о которых он недвусмысленно дал понять Иммануэль – планы, которые могли погубить Вефиль, если это потребуется для удержания власти в его руках.

– Отец явился ко мне в видении. – Пророк убрал руку с головы Иммануэль и отошел в сторону, чтобы встать перед алтарем. – Я видел, как его дети свободно гуляют по равнинам и растущим за ними лесам. Я видел, как солнце поднимается над землей и прогоняет тьму. Я видел, что святое око Отца снова обращено на нас.

В ответ послышались возгласы ликования и прославления.

Пророк возвысил голос, перекрикивая толпу.

– Но щедротам и благодати, которые я узрел, есть своя цена.

Апостол Айзек подался вперед, безумно сверкая глазами.

– Какой бы она ни была, мы заплатим! – он повернулся лицом к прихожанам. – Во славу Отца?

– Во славу Отца! – прокричала в ответ паства.

Пророк поднял руки, призывая к тишине. Пот выступил на его лбу, мышцы шеи напряглись, как будто каждое слово, срывающееся с его уст, давалось ему с большим трудом.

– Отец потребовал, чтобы мы сровняли Темный Лес с землей и присоединили его к своим владениям.

Толпа снова загудела. Раздались ликующие аплодисменты. Несколько человек с передних рядов упали на колени, воздевая руки к небу.

– Для этого, – продолжал Пророк, – для того, чтобы взять власть над тем, что уже принадлежит нам, мы должны преступить тьму, которая в той или иной мере таится в каждом из нас. Мы должны без страха очиститься от нее, как это сделал Дэвид Форд в разгар Священной Войны, когда он призвал Отцов огонь с небес, – он сделал паузу для пущего эффекта. – Вот почему на рассвете грядущей субботы я возьму Иммануэль Мур в жены и тем очищу ее от зла. Я вырежу священную печать на ее челе. Тогда, и только тогда, проклятие будет снято.

Иммануэль физически ощутила перемену в настроениях. Не было слышно ни звука. Ни плача младенца, ни детских капризов. Ни единого вздоха, ни единого удара сердца.

– Ты предлагаешь ее помиловать? – переспросил апостол Айзек с лицом, искаженным гримасой отвращения. – Вместо наказания за все ее грехи и преступления, ты предлагаешь впустить эту ведьму в свою жизнь?