Год Ветра

— Но без них ты не ощутишь мир в полной мере. Так что ты — ущербен, — сказал Илья.

— Ты нам чужой. И я не ущербен, ущербен ты и тебе подобные. Моё мнение, что мы с Лялькой нормальные, правильные, а все остальные люди, заселившую эту землю считают нас больными, хотя больны именно вы! Я бы не хотел быть таким, как вы. Вы прибываете в полном хаосе эмоций и не способны их контролировать.

— А сам подрался, бесконтрольно, — выдохнула я.

— Я логически пояснил своё поведение. У меня только агрессия – сильная эмоция, и я с ней справляюсь, если она нелогична в данной ситуации. А окружающие меня люди тонут в океане глупых переживаний, в отсутствие планирования, рутине ненужных эмоций, которые портят их здоровье. А я для них неудобен.

— Ты мизантроп, — решил Илья.

— Ничего подобного!

— Но ты же лечишься, — ткнула Илью в бок, чтобы не выступал. — Ты к Евгению Романовичу?

— Нет, — Боря расслабился неожиданно и отзеркалил расслабленную позу Ильи. — К его дочери, Ирине Евгеньевне. Она моложе, с ней интересно беседовать на современные темы. И что моё лечение? Тебе помогли заучивания фразеологизмов?

— Конечно! Боря, я танцую и рисую. А вспомни, как я двигалась в свои десять лет?

— Как неуклюжая слепая медведица, — согласился Герц без издёвки.

— Вот. А теперь я танцую вальс! С меня снимут диагноз, не потому что Аспи не существует официально в России, а потому что я действительно не подхожу под этот синдром.

— Но ты осталась немного индиго, — сказал тихо Боря с какой-то надеждой. Ему вдруг стало неприятно, что я уйду из списка «своих». А потом радостно вспомнил, — И ты особенная! Ты же тетрахромат. Твои картины должны сильно отличаться от творчества обычных людей.

Он неожиданно вынул из внутреннего кармана пиджака серебристую карточку. Сунул её мне в руки.

— Позвони мне, я устрою для тебя выставку. Но, наверное, нужно десяток хороших работ.

В этот момент медсестра позвала его. Герц стал сосредоточенный и, поправив одежду, направился в один из кабинетов.

******

Мы спустились вниз. Крыльцо у входа в офис было небольшим, поэтому Илья сошёл со ступенек на тротуар и протянул руку.

— Карточку мне этого Бори дай.

Я без задней мысли отдала ему визитную карточку Герца, которую у Ильи порвать не получилось, поэтому она в целости и сохранности улетела в урну.

Я тут же полезла её доставать.

Ветер рывком дёрнул меня за плечо, останавливая. От такой неожиданной грубости я шарахнулась от него. Уставилась во все глаза. Внутри нарастала дрожь сильная. Я стала глубоко дышать.

— Не смей, — зло шипел Ветров. — Ты не будешь с ним больше общаться.

— Я особо и не общалась, — пыталась понять, что происходило, но... — Что такое? Я не понимаю!

— Как не понимаешь? Ты ему нравишься. Он решил разрушить наши отношения. Ты помнишь, что он говорил?!

Я не собиралась оправдывать Борю. История с тем, что нас не понимают, мы — изгои этого мира, и многие люди просто презирают таких, уже давно для меня закончилась. Я не стала заморачиваться, и отвечать на совершенно идиотские выпады.

Меня пугало, что отбирали радость!

Не знала, может, я тщеславна, но все девочки мечтают стать королевами красоты или супермоделями. Большинству из нас хочется славы, блеснуть на телевидении или на обложке глянцевого журнала. Но со временем понимаешь, что не светит. Да и не нужно это. Но детское желание быть принцессой у всех на виду остаётся навсегда, принимая уже другие формы. Моё желание стать участницей конкурса «Мисс вселенная» медленно переросло в желание показать миру свои картины. И может немножечко, хотя бы в интернете, чтобы люди посмотрели, как я умею рисовать. Да, конкуренция дичайшая, и зацепиться не за что, только за генетическую болезнь сетчатки глаза, которая поможет рассказать людям, как вижу я. В момент, когда Илья змеем шипел на почве ревности, беспочвенной ревности, казалось ему плевать на то, как я вижу. Он лишил меня радости от творчества.

— Почему, я приревновала в магазине, и ты сказал, что это пустое и беспочвенно, а сейчас мне пытаешься доказать, чего нет! — возмутилась я, оглядываясь по сторонам, словно ждала от кого-то поддержки.

Серая улочка весеннего города, равнодушные прохожие, шум и безразличие.

Я одна!

— Даночка, дыши, Мышонок.

Я делала глубокие вдохи и выдыхала медленно через нос. Зябко кутаясь в куртку, неожиданно оказалась в его объятиях.

— А когда ты перестанешь быть влюблённым, ты не подойдёшь и не обнимешь, и я замёрзну. Не станешь целовать в висок, и голова останется без защиты. Туда заберутся странные мысли, что нет любви.

— Есть любовь, и она отличается от влюблённости тем, что навсегда. Мы только сами можем разрушить.

— Не разрушай. Боря не такой. Я не защищаю его, просто хочу, чтобы ты понял, он не пытался оскорбить, он не издевался. Как младенцы плачут, они же не специально, не мучают родителей, не хотят их довести до истерики. Мамина подруга думала, что её восьмимесячная дочь измывается над ней. Но этого не может быть. Сложно поверить, когда судишь по себе.