Год войны

Расправьте крылья!

Над полем битвы,

Над последнею Обителью.

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Они черны,

Как будто вы — валькирии!

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Над расколовшейся землей,

Над Украиною.

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Над пропастью,

Над гибельной руиною.

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Они черны от ярости?

От дыма ли?

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Уже проклятия

Сливаются с молитвами.

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Над верующими

И над атеистами.

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Пусть черные,

Войною перебитые,

Расправьте крылья,

Ангелы-хранители,

Расправьте крылья!

Вместо эпилога

говорят у нас, донбасским,

Разрушенные возведем мосты,

И будет мир на улицах Луганска!

Жизнь набело

Мой язык развязала война...

Е. Заславская

Поэзия войны бывает разная. Есть стихи са­мих воинов, рожденные их горячей памятью боев и встреч лицом к лицу со смертью. Есть стихи тех, кто сам не был в боях, но сердцем глубже других пережил состояние народа на войне — та­ковы, например, стихотворения и поэмы Ольги Берггольц. Это лирический эпос войны. Но есть еще и третий вид военных стихов — в них гово­рится не столько о войне как таковой, сколько о том состоянии, которое она пробуждает в людях. Как она пробуждает людей от сна мирной жиз­ни, заставляя оставить в стороне все мелочное и привычное и вспомнить о главном. Это можно назвать лирикой военного времени. Это поэзия о том, как привычная жизнь вдруг становится странной и такой далекой, как будто она лишь приснилась, а душа обнажается перед открыв­шейся ей непостижимой глубиной и невыноси­мой остротой жизни, порождая неожиданные прозрения в ее сокровенную суть. Сам поэт об этом говорит так:

В моем доме без стекол холодно,
Зато звезды заглядывают
прямо в квартиру...

Поэтому стихи лирики военного времени мо­гут быть, по сути, о чем угодно, потому что они на самом деле всегда об одном и том же — о не­постижимости, мимолетности, хрупкости и бес­конечной ценности жизни. И все то, что здесь перечислено через запятую, самим поэтом пе­реживается как единое, неразложимое целое, которое переживается как новый особый опыт и уже никогда не уходит потом из души, становясь ее внутренним ритмом и ее всегда живым сокро­вищем. Именно к этому виду военной поэзии от­носятся стихотворения Е. Заславской.

Когда автор говорит: «Мой язык развязала во­йна» — это нельзя понимать в буквальном смыс­ле, поскольку Е. Заславская уже известный поэт. Это нужно понимать метафизически — в том смысле, что только война заставила сказать та­кое, что без нее никогда не пришло бы на язык. И, как это ни странно на первый взгляд, после всех мучительных и страшных слов, брошенных в лицо неотступной смерти, конечным словом измаявшейся души становится вовсе не мука, а восторг перед чудом бытия:

И становится мне заметно,
Как весенний распахнут мир,
Как он нежен, и как он смертен,
И как он прекрасен, когда ты жив.
И весь мир словно возникает впервые,
воскресая в нашей душе:

А весна наступает.

Цветущие яблони
Поют о жизни, презревшей тлен,
Так, будто они — православные,
Русские и после молитвы встают с колен.

И к Богу обращаются вот так, словами стран­ными и пронзительными:

Ты помоги нам выстоять в осаде!..
Кругом огонь, неужто он небесный?
Уже не важно, я уже свободен!

Так молятся, когда «стала черной кровь в людских сердцах» и поэтому «глядят глаза, буд­то две воронки» — в это «черное лето».

А поэзия рождается из чувства кровного един­ства своей личной судьбы и судьбы Родины: «Во имя новорожденных республик. / Заметки на по­лях весны / И революции, объединившей наши судьбы. / Здесь ломоть развалившейся страны, / Который Родиной зовем и я и ты».

В стихотворении «Где теперь герои?» ано­нимность погибших вдруг оборачивается обоб­щающим образом всенародного подвига и ду­ховного преображения наших бессмертных душ: «В глазах свет мира горнего, / А губы обескров­лены, / Ни имени, ни номера, / Никто не знает, кто они. / Они войдут в историю. / В историю на­родную...»