Год вольфрама

— Трудно сказать, думаю, больше миллиона, но меньше двух.

— Хорошо бы два…

Он снова умолк, у меня веки слипались, и чтобы не заснуть, я потер их слюной, помогло как мертвому припарки.

— Как ты думаешь, что случилось с Карином?

— Не знаю, когда мне ногу покалечило, по-моему, я потерял сознание, а когда пришел в себя, его уже не было.

— Как ты думаешь, никто из наших ребят не погиб?

— Сейчас мы оба погибнем, если ты не будешь вести машину осторожно.

Через заднее стекло я увидел, как в воздух полетели перья моей жертвы, чего этой безмозглой курице не спалось?

— Я же тебе говорю, пой что-нибудь, мне надо взбодриться.

— «Нет прелестнее девицы, чем проказница Мадлен…»

Он начал напевать какую-то песенку, она убаюкивала, как колыбельная, немудрено, что его самого тотчас сморил сон, нам и в голову не приходило, что так захочется спать, я усиленно тер виски, хотя понимал, что ничего не поможет, кусал губы, еще неизвестно, что опаснее, продолжать вести машину в таком состоянии или прекратить накручивать километры, я вдруг почувствовал, как нежные пальцы массируют мне затылок, мне стало легче, я расслабился, это было похоже на чудо, потому что я не видел, как она подошла, Ольвидо села рядом, смочила одеколоном носовой платок и провела им по моему лицу, не волнуйся, любимый, я не дам тебе уснуть, веди машину спокойно, слово «любимый» подействовало как бальзам, она продолжает меня любить несмотря на фамилию, прочно соединившую нас узами кровного родства, дорого же мы должны платить за это, я тоже люблю тебя, Ольвидо, никогда не покидай меня, ну почему я должна тебя покинуть, милый? никто и ничто не сможет нас разлучить, раз в законе ничего не сказано, что нам нельзя быть вместе, значит, никаких препятствий не существует, кровосмесительная любовь все равно остается любовью, о таком я даже не подумал, но, возможно, мы нашли спасительный выход, в каком официальном документе говорилось, что наш брак невозможен? мы привыкли, что в жизни все решают циркуляры, но не было такой гербовой бумаги, которая запрещала бы нам осуществить наши планы, я чувствовал себя бесконечно счастливым, блаженный покой разливался по всему телу, закрыв глаза, на какое-то мгновение я весь отдался во власть сладостного сна, и именно Ольвидо уведомила меня об опасности, осторожно! крикнула она, иначе мы сейчас разобьемся, я проснулся от того, что «форд» швырнуло в сторону, мои руки выпустили руль, и нас несло прямо на дерево, я затормозил в тот самый момент, когда удар, казалось, был уже неминуем, машина забуксовала и замерла, в тот же самый момент Ховино проснулся от толчка.

— Ну ты даешь! Ничего себе затормозил!

— Я заснул.

— Знаешь что, давай-ка поспи по-настоящему, так ездить больше нельзя.

Мы находились почти рядом с Ла-Баньесой, стало быть, отмахали весьма изрядно, подумал я, а впрочем, какое это имеет значение, мы проехали по жнивью до какой-то заброшенной фермы, наше внимание привлек огромный сарай с кирпичными стенами, я поставил машину в стороне от дороги, чтобы никто ничего не заподозрил, нас самих не смогут увидеть, а машина будет выглядеть так, словно она принадлежит местному фермеру, авось обойдется, сказал я себе, у меня уже действительно больше не было сил, мы с Ховино так намотались, что сон сразил нас мгновенно, тщетно я искал Ольвидо, она испарилась, через час я проснулся от того, что все тело затекло, но усталости как не бывало, кроме нескольких царапин, никаких повреждений я не обнаружил, день уже был в полном разгаре, резкий северо-западный ветер гнал по небу огромные темные тучи, как только он стихнет, начнется дождь, мы снова отправились в путь.

— Сильно болит?

— Только когда смеюсь.

Скорей всего ему не хотелось говорить о ноге, и просто так, чтобы поддержать разговор, я рассказал ему о смерти дона Анхеля, у меня не поворачивался язык даже мысленно назвать его отцом.

— Да, жаль, что такой аристократ, как он, окончил свою жизнь в «Долларе», для него это все равно что свинарник.

— Что поделаешь, таков закон жизни, как постелешь, так и поспишь.

— По-моему, он тебе ком-то приходится, нет?

— Никем.

— Тогда и говорить нечего. Каждому свое.

— Больше всего меня мучит мысль о судьбе, не моей, конечно, а наших ребят, последние часы были кошмарными, будем надеяться, что никто из них не погиб, ни Карин, ни Вилья. Где-то они сейчас?

— В таком деле, как наше, без риска не обойдешься, как говорят, судьба — индейка, а жизнь — копейка. Но согласись, нам было ради чего рисковать.

— Ну-ка, изобрази улыбочку!

— Не бойся, навряд ли они обратили на нас внимание.

— Если мне не удастся обвести этих болванов вокруг пальца, тогда держись крепче, придется их посшибать.

У обочины дороги стояло двое мотоциклистов, я не сбавил скорости, демонстрируя, что ничего не нарушил, проеду мимо и весело помашу им ручкой как ни в чем не бывало, это обычная поездка, и у меня нет оснований проявлять беспокойство, все должно выглядеть естественно, но онц уже делали мне знак, чтобы я остановился.

— Что везете?

— Железный лом с рудника Понферрады для литейных заводов в Вальядолиде.