Год вольфрама

От его безумного крика у меня перехватило дыхание, как будто нож с размаху всадили в горло, я поднял глаза и увидел, как он летит с самой вершины скалы Смерти, вернее, он пытался лететь, размахивая руками, двигая ногами, ветер надул его рубаху, но он падал, падал с огромной скоростью, как парашютист, у которого не раскрылся парашют, иногда спится, что ты летишь, машешь руками, с трудом поднимаясь вверх, но даже во сне нельзя остановить стремительное падение камня, на мгновение его поглотило облако черного тумана, полосами покрывавшего скалы, затем он вынырнул и понесся вниз, вниз, сейчас взорвется, как снаряд, ударившись о скалы.

— Был человек и нет, один прах.

Из праха вышел и в прах обратишься, с той только разницей, что сейчас ты влюбленный прах, подумал я, когда Виторина заключила меня в объятия у дверей ее дома, я даже мысленно не могу произнести «моего дома», это все же не мой дом; перепрыгивая через истертые временем ступеньки каменной лестницы, я взбежал на террасу, опоясывающую дом, связки перца, кукурузные початки, развешанное белье, здесь ничего не изменилось, Виторина бросилась ко мне на шею вне себя от радости.

— Пепе! Мальчик мой!

При виде ее слез я тоже заплакал, уже во второй раз, она крепко прижимала меня к своей груди, пусть она не вынашивала меня в своем чреве, но вскормлен я этой грудью, ты был ненасытным поросенком, часто вспоминала Виторина; мы прошли на кухню, та же мебель, только постаревшая и уставшая, как и она сама, ее лицо в траурной рамке черного платка, Виторина Гальярдо осталась вдовой, как и многие другие женщины, чьи мужья стали жертвой сведения личных счетов, Рикардо Гарсия был расстрелян на рассвете того страшного дня вместе с другими мужьями у ограды кладбища, палачи сэкономили на перевозке трупов, его имя не найдешь на мраморной доске у входа в церковь, такой чести удостоились лишь те, кто отдал свою жизнь за Бога и Испанию, он ничего плохого не сделал, но они убили его, я спросил про Рикардо Гарсия Гальярдо, моего молочного брата:

— А где Карин?

— Где ему быть? В горах, конечно.

В ее печальных глазах навечно застыли грустные истории о неразделенной любви и смерти, песни испанских женщин, разлученных со своими любимыми, глаза были полны неизбывной тоски, но в них не было ни ненависти, ни злости, только душевная грусть.

— Я тоже собрался в горы.

— Найди там Карина, он будет очень рад, вы должны помогать друг другу, в горах много плохих людей, берегите себя, если с вами что-нибудь случится, я умру.

— Ну-ну, не унывай, мы еще выберемся из этой проклятой бедности.

— Я никогда не была бедной, Пепе, пусть я не всегда была сыта, зато меня всегда кто-то любил, а главное, у меня было кого любить, если у человека есть любовь, он не беден.

— Дай только время, и я подарю тебе не только свою любовь.

— Береги себя, берегите себя оба, вы мое богатство, другого мне не нужно.

В ней было столько нежности, что я боялся разреветься как ребенок и вышел на улицу; половина деревни вышла поздороваться со мной, а вторая половина тайком следила из-за задернутых занавесок, никто из ребят, ушедших вместе со мной на войну, не вернулся, какой смысл спрашивать о них? Я решил повидать крестную, к ней следовало пойти в первый же день. Колдунья очень любила меня, я любил ее еще сильнее, хотя мне кажется, что любовь измерить нельзя, маленькое темное личико, сморщенное, как печеное яблоко, потрясло меня, наверно, ей лет сто, она уже не выходила из дому, если это вообще можно назвать домом, продуваемая всеми ветрами конура на курьих ножках, как-нибудь зимой ее найдут застывшей вот в этом плетеном кресле, а может, она бессмертна и переживет всех нас, никто бы не удивился, люди по-прежнему ходили к ней толпами за советом и помощью, по крайней мере ей не скучно.

— Я тебя ждала, Пепиньо.

Только она называла меня этим ласковым именем, я обнял ее, по дав встать со стула, казалось, она рассыпется от первого резкого движения, я снова был растроган, ее слабость могла быть вызвана отсутствием белков в пище, она говорила и все время гладила мои волосы своими скрюченными, но странно проворными пальцами.

— Тебе нужно набрать силу, я сварила особый отвар, лучшее средство для красных кровяных телец, от него человек духом крепнет. Ты не беспокойся, корни у тебя хорошие, сам скоро убедишься, на прошлое не оглядывайся, думай только о сегодняшнем дне, пусть все идет как идет, ты своего добьешься, хочешь, я тебе предскажу будущее, принеси-ка стакан воды.

Не хотелось ее утруждать, да и верить я не очень верил.

— Я пришел повидать вас, Эндина, а остальное неважно, даже мое происхождение.