Донья Ода упрямо стояла на своем, для нее существовало только два пути, или они найдут сундук, или веревка на шею, неужели она испугается какого-то дождя, если сейчас наконец должно свершиться то, о чем она мечтала с детства? Ей плевать, если при этом они все свалятся вниз. Она даже помочилась от избытка чувств, не теряя при этом своего достоинства.
— Неужели вы хотите продолжать путь, бабушка?
— А ты как думал? Само собой.
— Ну тогда вперед!
Ховино совершил поистине цирковой трюк, он усадил ее себе на плечи, как делают папаши на демонстрации, когда их чада выбиваются из сил и не могут шагать рядом с ними, и двинулся вперед, ступая по краю пропасти, словно канатоходец, исполняющий свой коронный номер, да еще без страховки. Никто не последовал его примеру, только Элой умоляюще крикнул:
— Ради бога, ты мне только ее не урони!
Ховино не ответил, он сосредоточил все свое внимание на том, чтобы не упасть, напевая про себя: «Что мне один солдат, хоть он и хват, мне нужна рота солдат», в ответ он услышал голос доньи Оды:
— Да хрен с вами со всеми!
Отставшие попутчики, оцепенев от изумления, смотрели, как невероятная пара медленно исчезает за плотной, словно густой сироп, пеленой дождя, и вознесись они вдруг к облакам, это никому бы не показалось чудом. Ховино осторожно продвигался вперед, с трудом переставляя ноги, горячо, горячо, казалось, конца не видать, они были сейчас одни во всем мире, в глубине каменного мешка, из которого нет выхода, не выбраться ему отсюда с древней старухой на плечах, все, хана.
— Погляди, видишь вон ту дыру? Мы пришли.
— Так ведь это кроличья нора!
— Неважно, а ну-ка загляни в нее!
Им приходилось почти кричать, грохот падающей воды оглушал. Он усадил ее на скалу, помог надеть съехавшую набок шляпу — ее центр тяжести, и, чтобы не обидеть старуху, заглянул в логово.
— Да нет тут ничего!
Он тотчас пожалел, что брякнул свое «ничего», но было уже поздно, вот идиот, сказал бы что угодно, если верить легенде, то самым опасным был пустой сундук, «ничего» означает вечное чистилище для ее души, старуха лишилась голоса, она открыла рот, чтобы крикнуть, но не смогла издать ни единого звука, глаза у нее закатились, и она потеряла сознание. Ховино нагнулся, чтобы привести ее в чувство, и в тот же миг услышал, как за его спиной с грохотом падает вниз мощная струя воды, ошибки быть не могло, у него перехватило дыхание, когда, закинув голову, он увидел Каменную Бабу, над ним разверзлись мощные женские чресла, словно вытесанные из гранита, в его жизни не раз бывало, когда он благоговейно замирал, созерцая манящие его бедра женщин из плоти и крови, белых, черных, мулаток, арабок, китаянок, тощих, толстых, настоящих или выдуманных, но никогда раньше он не испытывал такого сладостного экстаза, как сейчас. Он нашел ее. Она существует.
21
Рене вел машину, когда нас подбрасывало на ухабах, я на мгновение выходил из глубокой задумчивости, но тотчас снова погружался в свои мысли, перебирая в голове пережитые ужасы, страшные сцены, свидетелем которых я совсем недавно был, терзали мою душу, конечно же душа существует, это твое внутреннее я, которое начинает говорить, как только ты закрываешь глаза, меня мучило сознание собственной вины, я увидел, как в глубокой небесной синеве пулей пролетает ястреб, бросаясь на беззащитную птаху, в воздух летят ее легкие перышки, что бог существует, весьма сомнительно, мы его создания и по природе своей безнравственны, человек убивает человека, большая рыба пожирает маленькую рыбешку, ястреб — птичку, птичка — червяка, а червяк — человека, у ястреба серое оперение, если бы это был коршун, на спинке у него виднелись бы красные перышки, существуй бог, в чем нас пытаются убедить, то он, пожалуй, был бы существом скорее злобствующим, нежели справедливым.
— Ты веришь в божественную справедливость?
Машина проехала с километр, прежде чем я услышал его ответ.
— Я, как и мой дед, а он был французом, ты ведь знаешь, да? в общем, я, как и он, рационалист и все такое прочее, поэтому я верю в поговорку la dans sal de la pans, ну это что-то вроде на пустой желудок не попляшешь.
— Неплохо звучит, особенно для тех, кому лопать нечего.
— Одним нечего, потому что другие…