Год жизни

Лисичка с достоинством поднялся и вышел. Крутов стал у окна, сцепив пальцы за спиной, похрустывая ими, стараясь привести в порядок взбудораженные мысли. Даже самому себе он не хотел признаться, как взволновал его этот разговор. С ума сойти! Сначала Шатров, потом Арсланидзе, муж и жена, теперь Лисичка...

Игнат Петрович ни на минуту не усомнился в том, что Лисичка действительно передал ему требования рабочих, народа. А глас народа... Что же это? Кто прав? Пли все вокруг него ничего не понимают в реальной обстановке, не отдают себе отчета в том, что важнее всего план добычи золота, или у него самого на глазах шоры и он лезет напролом, по-бугаиному? Но тут Крутов вспоминал ультиматум Лисички, и его снова начинало трясти от злобы. Указывать! П кому? Ему, начальнику прииска!

Между тем Лисичка дошагал до участка, разыскал Лаврухина и объявил ему:

— С первым катером плыву в Атарен. Дело есть.

— А если я не разрешу? — неуверенно предположил Лаврухин. Ему и досадить хотелось злоязычному лотошнику, и избавиться от него хоть на время.

— Еще чего! — насмешливо фыркнул Лисичка, отвергая такое нелепое предположение.— Сказано — дело есть.— Он набил трубку, почмокал губами, добавил снисходительно: — Не бойся, за мной государству долгов не бывает. Спервоначалу сдам две месячных нормы, тогда уеду.

— Так бы и сказал с самого начала,— оживился Лаврухин, удовлетворенно потирая руки. Потом спохватился, важничая, пригрозил: — А пока золота не сдашь, и думать не смей о поездке.

...Раннее утро. Воздушно-легкие кучевые облака нежатся в синеве неба. Нежаркое еще солнце освещает приисковый поселок, каменистые склоны Ягодной сопки, хаотические отвалы прежних лет. Перешагивая через ручейки, лениво стекающие от промывочных приборов к Кедровке, обходя низенькие копры шахт, конусы песков под ними, Лисичка пробирается вперед. Под мышкой у него лоток, в руке скребок. Кепка сдвинута далеко на затылок, обнажая лысину костяной желтизны. Позади редко, но крупно шагает Чугунов.

Испытующим взором Лисичка скользит по обнажениям бортов, задерживается взглядом на темнеющих углублениях и неутомимо идет дальше.

Но вот что-то привлекло его внимание, он подходит к нависшему борту заброшенной траншеи, пытливо вглядывается в серую слоистую массу песка, суглинка и гальки. Кажется, стоит попробовать!

Быстро и ловко орудуя скребком. Лисичка наполняет лоток грунтом, погружает его в воду ручейка и перемешивает грунт. Чугунов садится в сторонке, сворачивает козью ножку неимоверной толщины, чуть не в оглоблю, и с наслаждением затягивается махорочным дымком. Понемногу вода уносит глину. Показывается черная обмытая галька. Лотошник нетерпеливо отбрасывает ее в сторону.

Теперь он действует осторожнее. Лоток, как утка, плавает на воде, погружается в нее, переваливается с

боку на бок. И с каждой секундой вода уносит грунт. Вот в лотке остается только тонкая пленка мелкого песка. Еще движение, еще... Обнажается деревянное дно лотка...

— Ничего!

Лисичка исследует дно лотка, подносит его к самому глазу, смотрит — не блеснет ли на дне в какой-нибудь царапине крупинка золота. Тщетно! Никаких следов.

Лотошник терпелив. Он снова наполняет лоток грунтом, но на этот раз берет его правее. Снова промывает грунт, и снова неудача. Чугунов озабоченно крякает и сворачивает вторую козью ножку, едва ли не толще первой. Лисичка хмурится. Он наполняет лоток левее, ниже, выше облюбованного места, отходит на несколько шагов дальше. И вдруг на дне лотка при очередной пробе оказывается даже не крупинка, нет, а еле видимая глазом чешуйка — знак.

Хмурое лицо Лисички проясняется. Чугунов затаптывает недокуренную самокрутку и тоже принимается за работу. С каждым лотком добыча все обильнее. Тускло желтеют круглые ноздреватые частицы драгоценного металла. Кепки давно отброшены в сторону. К полудню за ними следуют рубахи. Солнце припекает загорелые тела: большое, мускулистое — у Чугунова, жилистое, ребристое— у Лисички.

От электростанции доносится приглушенный вой сирены. Солнце склоняется к западу. Но лотошники глухи ко всему на свете. Они напали на богатое местечко. А какой же настоящий лотошник оторвется от такого гнезда!

Часы бегут. Подходит к концу даже бесконечный северный день. Спускаются сиреневые сумерки. Уже почти не видно золотых крупинок. Со вздохом сожаления Лисичка отрывается от работы, с трудом расправляет ноющую спину. Чугунов тоже кряхтит, растирает поясницу. Он чувствует волчий голод. Но тут его взгляд падает на баночку из-под консервов, стоящую рядом, и счастливая улыбка растягивает потрескавшиеся губы. Баночка заполнена чуть не на треть!

— Славно! — возбужденно говорит Лисичка, прикидывая на руке вес баночки.— На полмесяца вперед рванули... У меня аж сразу подколенки зачесались — дорогу чуют.

В поселке загораются огни. Шагая на отдых, Лисичка не перестает разговаривать. Его ничуть не смущает привычное молчание друга.