Читаем Год жизни полностью

Шатров лежал на животе в густой траве и перетирал крепкими зубами сухую былинку. Рядом улегся Черепахин. Подперев руками подбородок, он любовался сердитым шмелем, который ползал по цветку молочая в поисках нектара. Оба ожидали массового взрыва, который

должен был выбросить за контур нового полигона толстый слой земли и открыть доступ к золотоносным пескам. Крутов обещал женсовету построить на новом полигоне промывочный прибор и отдать его в безраздельное пользование женщинам.

Разговор то замирал, то снова возобновлялся, неторопливый, прерывающийся, как огонек в тлеющем костре. Говорили о прошедшем спортивном празднике, о предстоящем взрыве, о богатствах сибирской земли.

— Да, богата наша Сибирь! — с чувством произнес Шатров.— Сказочно богата. И под землей и на земле — всюду сокровища.— Невидящими глазами он уставился вдаль, помолчал и после паузы задумчиво добавил:— Как подумаешь о Сибири, ей-богу, хочется, Никита Савельич, шапку снять перед землепроходцами. Герои! Кто открыл для России весь этот огромный край? Василий Поярков, Ерофей Хабаров, Тимофей Ермак, сотник Дежнев...

—Алексей Степаныч,— поинтересовался Черепа

хин,— а как же они пробирались, эти землепроходцы? Сами по себе или их казна посылала?

— Всяко, Никита Савельич. Были такие, что попросту скрывались, уходили подальше от царского глаза. А многих посылало московское правительство, снабжало оружием, грамотами-, инструкциями. «И буде река, то смотреть, каковы у тое реки берега, и есть ли на них какие выметы, и есть ли какие угожие места и лес...» На кочах, на лодчонках, верхом, пешком пробирались вперед, искали новые землицы, замерзали, помирали голодной смертью, погибали в боях, но не отступали, несли свою дальнюю службишку, помня о родине. А ведь какое время было тогда, Никита Савельич! Ни самолетов, ни аэросаней, ни радио, ни карт, ни современного оружия, ни питательных концентратов, ничего! Ружьишко за плечами да собачья упряжка или лодка — вот и все снаряжение. А что впереди? Может быть, люди с песьими головами? Звери невиданные? Пропасти, непроходимые горные хребты, водопады? Вот представьте себе: идут год, идут второй, наступает третья зима. Цинга, боеприпасы на исходе, хлеба давно ни корки, половина отряда в земле. Слетел лист, повалил снег, ударил мороз... Где жить, как спастись? Позади — тысячи верст тайги, рек, гор. Впереди — незнаемое. Нет, только русскому человеку по плечу такой подвиг! Ведь поверить трудно — вся Сибирь была освоена за шестьдесят, семьдесят лет. А от Москвы до Охотска, например, ездили в те времена больше трех лет!

Черепахин хотел еще о чем-то спросить Шатрова, но в это время трижды пронзительно заверещал свисток. Взрывники, подпалив бикфордовы шнуры, побежали врассыпную.

— Ну, сейчас она, матушка, ахнет,— пробормотал Черепахин.

Потянулось напряженное ожидание взрыва.

...Нина рано освободилась от дежурства в больнице и решила прогуляться по лесу. Вылазка оказалась удачной. Девушка нарвала красивый букет цветов, сплела венок на голову, выкупалась в прохладной воде маленького лесного озерца, а потом целый час просидела возле муравейника, увлеченная наблюдением за рыжими муравьями. Больше всего насмешило Нину «доение» тлей. Едва удерживая смех, она смотрела, как, подбежав к тле, муравей ощупывает ее усиками, потом гладит и похлопывает по спинке, заставляя тлю выделить на кончике брюшка капельку жидкости. Слизнув ее, муравей отправляется к соседней тле. Нагляделась Нина и на то, как, встретив голодного муравья, его сытый собрат отрыгивает капельку пищи, чтобы накормить встреченного.

За всеми этими развлечениями время протекло незаметно. Взглянув на часики, Нина заторопилась. Обойдя густые заросли кедрового стланика, она спустилась с сопки и, чтобы сократить путь, пошла к поселку не по дороге, а прямиком через полигоны.

На опушке леса девушка заметила красные флажки, но не поняла их значения. Не остановил ее и сторож, поставленный у границы оцепления. Уверенный, что здесь, вдали от дороги, появиться некому, он пригрелся на солнце и незаметно для себя задремал.

Весело напевая, Нина быстро шла вперед. Внезапно где-то далеко в стороне раздался приглушенный свисток. За ним второй, третий... Неясная тревога овладела девушкой. Сама не зная почему, она смолкла, пугливо оглянулась. Знойная тишина, пустынность полигона вдруг показались ей зловещими, полными какого-то особого грозного предзнаменования. И в этот момент Нина увидела, как впереди из травы выскочили два человека,

замахали ей руками Девушка остановилась, обернулась назад. Далеко, у самой кромки оставленного ею леса, тоже стояли люди, отчаянно махали руками, красными флажками и что-то кричали.

— На-а-а...а-ад! Бе-е...и-и-и! — донеслось до Нины.

Тогда, окончательно уверившись, что ей грозит какая-то беда, вдвойне страшная своей неизвестностью, девушка побежала, но не назад, а вперед, к тем двоим, что были ближе к ней, спотыкаясь о комья земли и не чувствуя боли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза