Год змея

Барабанил дождь, шелестели деревья, и плащ проседал под собирающейся водой. Большим пальцем Совьон давила ягоды и лепестки, сложенные в левую ладонь, как в чашу; на коже оставался сок. В вышине прокатывался гром. Совьон почти видела желтые змеи молний, расчерчивающие посмурневший лес.

Тяжелый взгляд Оркки Лиса давил на ее затылок. Совьон думала, что если он не догадался раньше, то должен был догадаться сейчас — она сидела на коленях, черная и простоволосая, вслушивающаяся в грозу. Прикрыв глаза, Совьон окунула указательный палец в пузырящуюся краску и медленно провела им по переносице, оставляя первый синий след.

Кости-кости, громы-громы, вороньи крылья и венцы намокших крон: Совьон — не Кейриик Хайре, и она не могла навлечь горе на головы всех разбойников. Хотя старалась.

Каким бы ни был лес дремучим, а человек — хитрым, нет убежища, которое никто бы не сумел отыскать. Разбойники расположились в топях к северо-западу отсюда — эту новость принес Лутый. Возможно, он и Оркки Лис смогли бы придумать бескровный способ одурачить ватажников и украсть у них богатства и драконью невесту, но времени не было.

Сырость болот и бесконечный шум дождя, льющегося, будто из кувшина Сестры гор. Да, разбойников не могло быть слишком много — Шык-бет не сумел бы удержать под собой большой отряд, избегая распрей и ссор. Да, часть из них убили черногородские воины, но… Выживших шестеро, Совьон седьмая, из них — наполовину обездвиженная Та Ёхо и сгорающий от лихорадки Гуннар, один из братьев по оружию Тойву. Скали, который, как знала Совьон, был болен и плох. Оркки Лис и его люди Лутый и Гъял — кудрявый и кроваво-рыжий, со старым шрамом через заросшее щетиной горло, словно когда-то ему захотели вырвать голосовые связки. Выживших так мало, и не все из них были искусны в бою — поэтому Совьон и призывала колдовство Кейриик Хайре на все лады.

Палец медленно полз по ее лицу. Боевая раскраска синела на щеках, висках и подбородке, оттеняла бледную кожу и въевшийся в нее полумесяц. Выжившие решили, что разбойников надо отвлечь: этим займутся Лутый, Скали и Та Ёхо — теперь никого из них нельзя было беречь. И когда они посеют среди лагеря смуту, когда увлекут за собой часть ватаги, оставшимся придется встретиться с разбойниками лицом к лицу, меч на меч. Даже Гуннару, жизни в котором хватало лишь на десяток вдохов. Но, как и Тойву, им владело желание бороться до последнего. И если они одолеют первых сторожевых, за драконьей невестой пойдет одна Совьон — для других Рацлава представляла гораздо меньшую ценность, чем дары.

Совьон начала заплетать косу пальцами, измазанными в синей краске. Женщина повернула лицо, надеясь найти место, где растянутый плащ не пропускал дождевую воду — узоры должны были засохнуть. Оркки Лис смотрел на профиль Совьон, и его неживые глаза темнели. Просочившиеся капли текли по волосам мужчины, скатывались на плечи.

— Страшно? — спросил он сухо.

Синие кончики пальцев Совьон плясали между черных прядей. И гром грохотал над оврагом, гроза раскатывалась от края до края густого леса: ты ведь все понял, Лис. Сейчас — понял. Ты куда прозорливее своего прихвостня, даже если когда-то казалось иначе.

Совьон красила лицо не как воин, а как ведьма. Закончив косу, она обхватила ладонями шею, и сок голубики и живокости потек за ворот.

— Мне не до страха, Лис, — проговорила тихо. — Как и тебе.

— Как и мне, — кивнул он и костяшкой пальца еще раз вытер кровь под носом.

Больше говорить было не о чем. Они вели за собой людей в логово Шык-бета — на верную смерть, но Оркки не мог отступить и признать поход сорванным. Это бы опорочило честь Тойву и всех тех, кто погиб, защищая караван. Подумав, мужчина погладил бородку, пшеничную с багровыми жилками.

— Если ты и вправду была у вёльхи, — спрашивал неохотно, лениво, — что она сказала? Чем все закончится? — Из ноздри снова побежала кровь. — А, впрочем, молчи. Не хочу знать.

— Я не дослушала, — призналась Совьон, отнимая ладони от шеи. — Но…

Какая же ты глупая, Совайо Йоре!

— Я знаю, как умрет Шык-бет.

Кому суждено быть зарезанным, не утонет.

— Его зарежут.

Оркки Лис криво улыбнулся и потер пальцем уголок рта.

— Неприятно, если это сделают его подельники через десять лет.

— Неприятно, — согласилась Совьон.

Снаружи послышались хлюпающие шаги — это вернулись исследовавшие лес Лутый и Гъял. Когда Совьон поднялась и, пригибаясь, чтобы не задеть полог, прошла вперед, Оркки схватил ее за запястье.

— Если знаешь, как умрут они, — понизил голос до шепота, — то не говори. Особенно им.

Они — это, конечно, оставшиеся выжившие. Та Ёхо, ворочавшаяся в глубине самодельного шатра — Совьон заставила ее уснуть — и Гуннар, которому сил не прибавлял даже сон. Скали, ушедший куда-то в дождь, Гъял и, особенно, Лутый — юношей Оркки дорожил намного сильнее, чем Та Ёхо. Он страшно метался, едва не убив айху; но если бы сегодня случайно ранил Лутого, то поседел бы с горя.

— Не беспокойся, Лис. — Совьон не резко, но твердо высвободила руку. — Даже если узнаю, не скажу.