Год Змея

Хиллсиэ Ино взяла в руки другое полотно, неоконченное, и начала разглядывать. Хозяин горы только сделал эту девушку своей женой, и из прошлого на ткани – лишь свадьба. Сколько таких историй прошло через Хиллсиэ Ино? Сколько ещё пройдёт? Неизвестно. Вёльха развернула полотно на коленях и провела ногтем по вытканной сказочно длинной косе драконьей невесты.

Было так…

***

Матерь-гора – исполинский живой лабиринт. Она перекраивала самоцветные коридоры, путала двери и меняла лестницы. Из апатитового чертога Кригга вышла следом за гуратской княжной, но в гранатовом оказалась одна – Малике Горбовне открылась другая дверь. Сначала Кригга, не понимая, топталась на месте и звала княжну, но её слабый голос отзвенел от стен: неровный малиновый минерал, а внутри него – насыщенные бордовые сгустки.

Ладони вспотели, и Кригге пришлось вытереть их о палевый подол. Матерь-гора хотела, чтобы она шла вперёд, – и девушка подчинилась. Гранатовый чертог был длинным, слои породы сходились над ним розовато-багровыми арками, с которых до пола стекали бусины орлеца. Кригга вспомнила, что орлец – женский камень, и прабабке на свадьбу подарили вырезанную из него шкатулку. С тех пор она передавалась по наследству: в Пустоши, а особенно в небогатой Воште минералы считались редкостью.

Гранат переходил в аметист. Стены стали густо-фиолетовые, ребристые и шероховатые, с вкраплениями горного хрусталя. Потолок был ещё выше, и шаги Кригги звучали, как гром, в почти совершенной тишине: Матерь-гора дышала, и где-то раздавались шёпот и шорох. Девушка шла медленно и очень аккуратно, будто земля могла выскользнуть у неё из-под ног. Её дыхание сбилось, а в глазах защипало.

В этом чертоге блестящий пол напоминал узкую ленту, а справа и слева от Кригги перекатывались барханы богатств. Пламя лампад дробилось и рассеивалось, выхватывая из холмов монет полукружья блюд и ножки кубков. Фиолетовые драгоценные камни, вставленные в ожерелья и перстни, – в тон стенам. Разинутые рты ларцов, украшенные щиты, маленькие идолы чужих божеств… Кварц расплылся от потолка и вдался в аметистовые плиты беловатыми трещинами: Кригге казалось, что весь чертог окутан дымкой.

Где золото, там Сармат.

Эти сокровища были лиловыми, серебряными и золотыми – венцы, браслеты, пояса с тяжёлыми отлитыми пряжками, за один из которых получилось бы купить всю деревню Кригги. Глаза девушки резануло болью, а на языке осела горечь.

Чем тебе не сказка? Есть юная дева – шестнадцать лет, невестин возраст. Узкий стан, коса до пят. Медный дракон унёс её к себе в гору, и сейчас дева идёт по лабиринтам чертогов, о которых баяли лучшие из камнерезов. Она теряется в несметных сокровищах, политых кровью сотен людей.

Кригга с трудом отлепляла ногу для нового шага, но, не выдержав, протянула руку к ближайшей горе богатств. Девушка не знала, можно ли ей касаться украшений и монет, и сквозь её пальцы прошло лишь золотое свечение. А потом раздались шаги. Нечеловеческие, тяжёлые. С таким скрежетом, будто по полу плыло каменное изваяние. Кригга содрогнулась изнутри – от позвоночника до горла. В животе стянулся узел. Девушка попятилась, прикрывая лицо руками, ломающимися от дрожи.

Она думала, что это Ярхо, предводитель грозной каменной орды. Но ему не было дела до невест его брата – если они не находились за пределами чертогов. И тогда Кригга впервые увидела марл.

Марлы – девушки, погибшие в горах. Они не смогли обрести покой, и Матерь-гора собирала их под своими сводами. Грубо латала, заключая в породу. Смерть в горах – страшная смерть, и немногие из марл сохранили свой первоначальный облик. Их лица были перекошены и печальны, окаменевшие кости – раздроблены, но слиты воедино. Марлы прислуживали невестам и жёнам Сармата-дракона, заплетали их, рядили в жемчуг и шёлк.

Кригга бы закричала, но её горло сдавило. Перед глазами поплыла кварцевая дымка: марлы обступили девушку кругом – затвердевшие платья, застывшие косы. Но их прикосновения были осторожными, пусть и холодными. Позже Кригга с трудом могла вспомнить, что происходило. Кажется, несколько марл расчёсывали её длинные волосы, остальные надевали ожерелья и кольца. Всё – тонкое, изящное, будто подобранное под юную, едва зацветшую Криггу. Марлы, как и все драконьи слуги, были разумны и чувствовали каждую невесту. Они дали Кригге бежевое марево фаты, вплели в косу серебряные колокольчики. Под их пальцами её платье расправилось и заструилось, на груди заблестело светлое шитьё – цветы и птицы. Ничего громоздкого: прозрачный кварц, витиеватое золото, россыпи крохотных кристаллов.

Марлы увлекли Криггу дальше по чертогу. Тронули её губы и щёки терракотовой пастой, очертили бесцветные брови. Гранитными пальцами нарисовали точки и линии, складывающиеся в ритуальные символы на лбу и подбородке. Ноги Кригги подгибались – она бы упала, если бы не поддерживающие её каменные объятья. В горлах марл клокотал низкий, обволакивающий звук. Это было похоже на песню – страшную, древнюю. Свадебную.