Год Змея

О ком женщина откажется говорить при дюжине мужчин? Либо о себе, либо о другой женщине. Но Совьон едва ли резко потянуло на откровения, да и Тойву сейчас заботила лишь драконья невеста. Больше, чем собственная жена и все черногородские красавицы.

— Совьон сообщила что-то важное.

— Ну спасибо, — хмыкнул Оркки, а Лутый, вытершись, перекинул полотенце через шею и улыбнулся ещё шире. — Не скалозубь. Из Тойву об их делах ни звука не вытащишь. Совьон и подавно ничего не расскажет… мне-то точно. — Лутый кивнул. — Покрутись рядом с ней.

— Хорошо, батенька, — Лутый покорно склонил голову, а Оркки Лис отвесил ему неощутимый подзатыльник.

— Что за манера разговаривать? — возмутился он, но глаза стали довольными — словно у сытого кота. Оркки был старше Лутого на семнадцать лет и не отказался бы от такого сына, как он. Резвого. Внимательного. Хитрого. Тем более, что своих детей у него не было.

— Прости, батенька, — вздохнул Лутый и собрался уходить, но Оркки преградил ему путь. — А разве Тойву не ворчит, что…

— Тойву подождёт, — голос мужчины понизился до шёпота. В дороге редко находилась возможность поговорить без лишних ушей, поэтому Совьон и ловила предводителя у походного костра, а Оркки Лутого — у бочонка с водой. — Драконья невеста…

Лутый — задорный, улыбчивый парень, но одна тема заставляла его хмуриться и играть желваками. Сбросив наваждение, он потёр выемку под носом.

— Она слепая, — продолжил Оркки. — Странная. И, на мой взгляд, не слишком красивая. Я хотел просить тебя… найти кого-нибудь другого. — Наш путь не лежит ни через одну деревню, но ты ведь изловчишься, Лутый?

— Не надо, — бесцветно ответил он и, словно говорил не с Оркки, посмотрел на синеющие впереди ели и кружащих над ними сорок. На палатку, скрывающую двух мужчин от посторонних глаз.

— Не надо? Ну, как знаешь.

Пастушью дочь это не спасёт, но вдобавок погубит какую-нибудь деревенскую девушку. И если за одну невесту их приданого хватит с лихвой, то за двух оно уже не будет выглядеть богатством, достойным величайшего из правителей. Хотя некоторые княжества, такие, как Волчье-Волынское, отправляли Сармату по несколько девиц, правда, редко. Раз в пять лет, семь. Но им хорошо — они сидят глубоко на севере.

— Уверен, что бельмяноглазая калека лучше весёлых дочерей кузнецов и сапожников? — мягко спросил Оркки Лис.

Отряду нужно всего лишь довезти дань до Матерь-горы, а Лутому с драконьей невестой дорога дальше, в недра. Юноша, не раздумывая, потянулся к собственному горлу — через три месяца его пережмут широким рабским ошейником. Таким, как у Хавторы из Пустоши.

Сам вызвался. Не заставляли ни князь, ни дружинники. Кому как не хитрому, юркому, весёлому Лутому взять на себя эту роль? За свою жизнь он притворялся подмастерьем, лавочником, бродячим дудочником, сыном охотника и побочным отпрыском деревенского головы. Он лгал, извивался, смеялся, выкручивался, слонялся по Княжьим горам вместе с такими же оборванцами. А сейчас он выставит себя рабом, отправленным в дань Сармату-дракону. И будет делать то, что умеет лучше всего: наблюдать.

Оркки Лис верил в приметы и духов, но высмеивал мысль, что Сармат некогда был человеком. Тойву, второй и последний из отряда, кто знал о намерениях Лутого, предпочитал отмалчиваться. Скали захлёбывался ядовитой слюной, доказывая, что в Матерь-горе обитает оборотень. И некому было рассказать, как оно на самом деле. Лутый расскажет. Лутый выберется из Матерь-горы, но перед этим отыщет слабые места Сармата. И хоть бы, боги, хоть бы всё получилось.

Лутый старался видеть мир глубже и ярче, чем другие. Он не считал Рацлаву-невесту писаной красавицей — да и понятие «красоты» было для Лутого необъятным. Но ему казалось, что она — сплетённое полотно. Бельма, полнота, не очень густые тёмно-русые косы до лопаток. Молочно-белая кожа, красневшая и лопавшаяся на морозе. Перевязанные ладони, соболиные брови, прямой нос с широкими ноздрями. Плавные, ленивые движения и, конечно, свирель. Драконья невеста не красива и не уродлива: она такая, какой должна быть. И если дать ей зрение, тонкий стан или волосы до бёдер, её образ рассыплется, будто потревоженный хрусталь.

А ещё есть в её свирели то, что заставило Совьон перешёптываться с Тойву. И если — когда, это лишь вопрос времени, — Лутый выяснит, что именно, если драконья невеста сможет ему не то что помочь — хотя бы не мешать, — зачем ему красть пугливых, миловидных, обманчиво храбрых и глуповато заносчивых девушек?

— Хорошо, парень, — согласился Оркки. Он понимал, что от этого решения зависит жизнь Лутого, и не настаивал. — Делай как считаешь нужным.

Он поскрёб щёку в бороздках морщин — их у Оркки было не в пример больше, чем у Тойву, хотя предводитель был младше всего на год. Под одним из карих глаз пролегла складка, а пальцы начали привычно поглаживать остроконечную пшеничную бородку. Лутый хорош. Лутый ему как сын. Тяжело его отпускать.

Оркки Лис махнул рукой, развернулся и пошёл к своему коню. По жухлой траве заскрипели потёртые сапоги.

* * *