Года любви и дни печали

* * *

Однажды я возьму рюкзак на плечи
И побреду – без цели и дорог —
В тот мир, где сосны вновь меня излечат
От всяких напридуманных хвороб.

В тот мир, где ввечеру роса дымится
И птичьи песни прячутся в листве.
Где маки, как нежданные зарницы,
Утрами загораются в траве.

Где прямо в сердце падает роса мне
С тяжелых сосен, радостных берез…
Где овцами лежат крутые камни
И пруд зеленой тишиной зарос.

И знаю я – Природа мне поможет
Здесь разобраться в тайнах бытия:
И в том, что сердце вновь мое тревожит,
И в том, к чему стал равнодушен я.

* * *

Фотоснимок хранится
В моем столе
Грустной памятью
Прожитых дней…
Если фото поверить, —
На доброй земле
Нет красивей,
Душевней тебя
И нежней.

Но меня не обманет
Твоя красота.
Хоть порою
О ней вспоминаю,
Скорбя…
Не тревожь меня взглядом.
Ты вовсе не та,
За кого ты пытаешься
Выдать себя.

* * *

Последние дни февраля
Неистовы и искристы.
Еще не проснулась земля,
А тополю грезятся листья.

И вьюга, как белый медведь,
Поднявшись на задние лапы,
Опять начинает реветь,
Почуяв восторженный запах.

Я все это видел не раз.
Ведь все на земле повторимо.
И весны пройдут через нас,
Как входят в нас белые зимы.

* * *

Чтоб ты не захлебнулась морем,
Плывет он рядом в ранний час.
Когда ж захлебывалась горем,
Он от беды тебя не спас.

К чему теперь об этом помнить?!
А надо бы, чтоб дальше жить,
Лишь слово доброе промолвить.
На плечи руки положить.

Бывает легче прыгнуть в пламя,
И мужеством осилить смерть,
Чем за текущими делами
Родную душу рассмотреть.

* * *

В березовой роще стряслась беда:
Галчонок выпорхнул из гнезда.

А был еще он и слаб, и мал.
Ему для полетов не вышел срок.
Он черным камнем в траву упал.
И как ни бился – взлететь не мог.

Не пропадать же галчонку здесь.
Пришлось мне с ним
На березу лезть.

Я кладу летуна обратно
Осторожной рукой.
Возвращаю галчатам брата.
Возвращаю гнезду покой.

Мать приносит галчонку пищу.
Стих над рощею птичий грай…

Подрасти-ка сперва, дружище.
Подрасти, а потом летай…

* * *

Я в «Юности» печатал юных гениев
С седыми мастерами наравне.
Одним судьба ответила забвением.
Другие вознеслись на той волне.

Журнал гордился тиражом и славою.
И трудно пробивался к торжеству.
И власть, что не была в те годы слабою,
Считалась с властью имени его.

Но все забылось и печально минуло.
Журнал иссяк, как в засуху родник.
Виновных нет…
И время тихо вынуло
Его из кипы популярных книг.