В явной опасности от сильно вооруженного самозванца, в котором трусливые князья и бояре уже «узнают Московского царевича», он прибегнул к последнему средству. Справедливо рассудив, что инокиню Марфу после инцидента в Новодевичьем монастыре нельзя в таком виде предъявлять возбужденному народу, да мощи царевича – по совету боярина Мстиславского – рано показывать, царь решил снова прибегнуть к помощи деятельного патриарха. Его грамоты «про историю беглого монаха» уже были разосланы. Но у Годунова возникла новая идея сделать вставки в эти грамоты Иова и дополнительно к этому «петь вечную память царевичу Дмитрию», чего раньше не было в русских церквах.
И был новый вызов патриарха в царские палаты Кремля. В них владыка увидел осунувшегося, невероятно усталого, заметно нервничающего царя. Тот начал разговор как-то сумбурно-нервно:
– Надо что-то делать с останками Дмитрияцаревича, владыка… Вот мне бояре посоветовали предъявить их честному народу с подробным разъяснением…
– Разъяснением чего?
– Того хотя бы, что гробница не пустая, что там есть что-то… Мощи святые… и так далее…
Царь говорил, перескакивая с пятого на десятое, и заключил вдруг неожиданной концовкой:
– Но это потом… Успеется… Сейчас главнее в твою грамоту внести существенные изменения… – Он надолго задумался насчет того, какие же изменения вносить, но машинально повторил: – …И так далее, сам знаешь, какие…
– Какие изменения, государь?
Государь с большим трудом взял себя в руки, вспомнив суть необходимых изменений по результатам допроса Марфы в келье сестры Александры.
– Ах, да… Вот что мы узнали от инокини Марфы… У нее Юшка Отрепьев с каким-то колдуном-монахом похитили нательный крестик царевича… Она сама в этом призналась, усыпили ее враги рода человеческого и похитили родовой крестик Нагих – перед побегом Отрепьева в Литву и Польшу…
– Зачем? – негромко и спокойно спросил патриарх.
– А затем, чтобы там ему с этим крестиком поверили, что он настоящий сын царя Ивана Грозного и его жены, пусть седьмой по счету, но жены Марии Нагой… Вот для этого и нужен был ему родовой крестик…
Иов пожевал губами, покачал головой, наконец, решился на новый вопрос:
– Я не все понял, государь… Зачем про крестик, похищенный у Марфы Отрепьевым, знать простым людям?… Чтобы они еще раз услышали, что вор и пьяница Отрепьев обвиняется в новом воровстве?
– Не только, владыка… Это обращение и к польским дворянам и магнатам…
– Но им же я не собираюсь посылать свои грамоты, государь…
– Какой ты непонятливый, владыка, – снова разнервничался Годунов. – Мои люди мне постоянно слали сообщения о том, как входил в доверие к дворянам и магнатам польским Отрепьев… Якобы он заболевал, ему становилось «хуже», и «перед смертью» он открывался «случайно», что он «царевич»… Так, между прочим, магнат Адам Вишневецкий… Такого на мякине не проведешь… На словах… Много там в польских и литовских землях лжецаревичей и лжекоролей португальских ходит-бродит… Знаешь небось про «Лжесебастьянов»…
– Знаю, государь, наслышан.
– Так вот хочу, чтобы разъяснение про нательный крестик царевича, похищенный Отрепьевым у Марфы, до братьев Вишневецких, воеводы-гетмана Мнишка, да и до короля Сигизмунда дошло… Узнают, с каким вором те связались, может, отзовут назад самозванца…
– А чего, государь, самому не написать тому же королю…
– Писал, но еще без знания правды похищенного родового крестика… Требовал отзыва вора Отрепьева… Ответили вежливо, а в душе посмеялись над незадачливым царем, у которого бояре и попы у него под носом заговор устроили и самозванца на Запад переправили… для поджога искрой самозванства большой Смуты…
– Хорошо, внесу изменения в грамоту и расследования по Пафнутию, Ефимию начнем… – невольно поморщился патриарх. – Только от архимандрита с протопопом связи к епископам и митрополитам, возможно, потянутся… Это тебе надо, государь?
– И мне, и тебе надо, владыка, чтобы измену и предательство на корню пресечь, пока это нас самих не сожрало – сначала царя, а потом патриарха… Про князя Мосальского, первого изменника, «узнавшего царевича», надеюсь, слышал… – Видя, что Иов не реагирует на вопрос, Годунов переспросил: – Слышал, владыка?
– Слышал…
– А теперь по делу – до мощей царевича… Надо твоим именем патриарха велеть петь по всем храмам и монастырям «вечную память» по погибшему Дмитрию-царевичу…
– Хорошо, государь.
– …А расстригу Юшку с его клевретами клясть всенародно на всех амвонах и торжищах, как злостного еретика, умышляющего похитить не только царский престол, но и ввести в Московское царство латинскую веру. Подробности о связи расстриги с иезуитами и папским легатом тебе завтра мои приказные дьяки доставят.
– Хорошо, государь.