Годы гроз

— Наконец-то, ваше величество, наконец-то! — воскликнул архиепископ. — Люцио Третий увидел, над кем простерты объятия Господни!

— Думаю, что дело не в этом, — сказал Джерио. — Его высокопреосвященство всегда умел находить Божью волю там, где ему выгодно. Он ведь поставил какие-то условия, ваше величество?

— Он требует заключения мира и обмена пленными, — посмотрел на кардинала Эсмунд.

— Быть может, этот мир очень нужен Илларио. Наверняка он хочет собрать еще одну, большую армию.

— Думаешь, я этого не понимаю, Лекко? У него может быть эта причина, или другая, но это не имеет значения! Мы стали на ступеньку ближе к Святому престолу! Такое свершение не обходится без риска.

— Безусловно, повелитель! — Симон потряс короткими руками. — Мы одержали победу и одержим ее снова!

— Вот именно. Энарийские корабли отправятся домой, но их войска остаются у нас. Враги покинут Кроунгард, и к нам приедут друзья. Среди них будет Князь войны Энариона.

— Этот титул носит старший принц крови, не так ли? — спросил архиепископ.

— Вот именно, — Эсмунд не мог избавиться от улыбки. — Говорят, он храбро бьется и хорош собой. Когда вернется Алина, быть может, они сблизятся.

— Прекрасно, ваше величество, — глубоко кивнул кардинал. — Крепкий союз с Энарионом был бы…

Двери приемной распахнулись, и внутрь залетел бледный, как молоко, хранитель покоев.

— Ваше величество, — проговорил он. — Ужасные вести.

* * *

В яркое небо взмыли десятки голубей и клювогорнов и полетели на восток, в земли Лотарии и Дримгарда. Королевское письмо отправилось каждому, кто мог получить его в этих краях.

Солнечные врата Кроунгарда распахнулись, и сквозь них галопом пролетели всадники. Сначала группа гонцов, а после, один за другим, придворные рыцари, которые вызвались лично отправиться на поиски.

Королевский звездочет отчаянно искал в своих наблюдениях знаки, которые бы указали на скорое спасение принцессы, и не мог найти.

В городе кузнецы предлагали бесплатно подковать коня всякому, кто отправлялся в Дримгард. Булочники угощали хлебом, сапожники наспех чинили обувь, факельщики отдавали свой товар задаром. Не только рыцари, но и простые люди, от наемников и прочих авантюристов до ветеранов Великого искупления, немедленно собирались в путь.

Обманщики пытались продать уходящим части святых мощей:

— Глядите, милорд! Фаланга с пальца самого святого Джерри! Эти мощи воскресили инквизитора Лотарии из мертвых! Возьмите, сир!

Городские стражники сегодня не церемонились — мошенникам ломали собственные пальцы и бросали с причала в воду.

Во всех церквях и часовнях города зазвонили колокола. Архиепископ Симон приказал начать молитвенную службу, которая должна была прекратиться только с возвращением Алины Америйской во дворец. Священники и клирики, сменяя друг друга, должны были без остановки молить Просветителя о спасении принцессы. Подобные службы должны были начаться повсюду — от Созвездия до Дримгарда.

В Низарете, в Храме святого Карха зажгли четыре тысячи свечей и положили на алтарь серебряную чашу, когда-то подаренную храму принцессой.

— Чаша сия будет наполняться слезами верующих, — сказал священник. — И сколько бы раз она не переполнилась, мы не опорожним ее, покуда наша возлюбленная принцесса не вернется домой!

Железная инквизиция отправилась в Покаянный город, чтобы приказать грешникам молиться о спасении Алины, и ни о чем другом. В графство Рейнвиль отправили письмо с приказом для Дэнтона Молларда — бросить все и отправляться за Тиир. Такой же приказ получил инквизитор Равель из Вилонии.

Весть разносилась по стране, будто пожар. Еще до окончания дня о пропаже принцессы знали почти по всей Америи.

И на закате, когда поднялся ревущий ветер, распахнулась дверь башни Наместника, и Люцио Третий вышел наружу.

* * *

С тех пор, как Эсмунд принял Великого Наместника у себя во дворце, прошел почти год. Виделись они лишь однажды, в день прибытия и на последующем пиру. А на следующий день, узнав о намерениях Законника, Люцио заперся в башне.

Он почти не изменился за год — все столь же худой и невысокий, напоминающий седого мальчишку. Безбородое, как у всех кальдийцев, лицо, безвольный подбородок и подозрительный, высокомерный взгляд. Просторная белая ряса, покрытые золотом парчовые ленты, стекающие с шеи, и непременный обруч из лучшего серебра, с молниями у висков и на лбу, выложенных бриллиантами. Символ того, что Наместник слышит волю Божью.

Когда он зашел в приемные покои, Эсмунд с помощью Йоэна поднялся и совершил короткий поклон. Люцио кивнул в ответ, осенил его святым знаком и жестом приказал паладинам выйти. Эсмунд отправил Йоэна, и в комнате остались трое — король Америи, Великий Наместник и его переводчик, стареющий клирик с неприятным лицом.

Наконец, Наместник покинул башню, но Эсмунд не был рад. Весть о пропаже дочери выжгла всю радость из его души. Он сказал бы, что чувствует себя мертвым, но по опыту знал, что мертвые не чувствуют горя. Но и назваться живым было нельзя — скорее, он болтался где-то между, в месте, где царила бесконечная боль.