Годы и дни Мадраса

Нужно сказать, что теперешняя глава ашрама проявила в свое время большие организаторские и коммерческие способности. Мадам Алфасса — человек, вне всякого сомнения, незаурядный. Она неплохой музыкант. Ее рисунки привлекают своей необычностью и смелостью. Ее стихи и небольшие новеллы изящны по стилю и глубоки по содержанию. Ее умению чувствовать прекрасное и показать другим это прекрасное можно позавидовать. Она родилась в Париже в 1878 году. Говорят, в детстве она была необычным ребенком и некоторые ее способности проявлялись еще тогда. В молодости она сочувствовала революционному движению и была связана с некоторыми русскими эмигрантами — участниками революции 1905 года. Дочь состоятельных родителей (отец ее был банкиром), она довольно рано порвала со своей семьей. Судьба сначала забросила ее в Африку, в Танжер, затем она приехала в 1914 году в Пондишери. Здесь она познакомилась с Ауробиндо Гхошем и стала его единомышленницей. Когда началась первая мировая война, ей пришлось уехать во Францию. Через пять лет, в 1920 году, она вновь вернулась в Пондишери и с тех пор не покидала его.

Любой гость ашрама в первую очередь хочет видеть ее и познакомиться с ней. Я не была исключением. Когда я сказала об этом секретарю Общества Ауробиндо Гхоша, он впал в задумчивость.

— Видите ли, в чем дело, — начал он, — мать сейчас нездорова. И вообще она почти не говорит. А ваши мысли прочтет как по книге.

«Лучше не надо, — подумала я. — Пусть лучше мои мысли останутся непрочитанными». Я застеснялась и не настаивала на встрече.

— Ну, а что вас еще интересует? — заметив мое замешательство, спросил секретарь.

— Вы, например.

Теперь смутился секретарь.

— Нет, — сказал он. — Уж лучше я вам расскажу о матери. Что вы о ней знаете?

— Пока ничего.

— Мать — самая великая среди нас йога, — сказал он. — Она контактирует со своими учениками на расстоянии.

— Телепатия? — спросила я.

— Да, да, — закивал секретарь головой. — Ведь Ауробиндо считает телепатию более совершенной связью, чем язык. Он писал, что со временем, в процессе дальнейшей эволюции, человечество перейдет на телепатическую связь.

— А что она еще умеет делать?

— Передвигать вещи.

— Телекинез?

— Можно и так назвать.

— Вот бы посмотреть… — мечтательно сказала я.

— Как же вы посмотрите, — неожиданно взглянул на меня в упор секретарь, — когда вы только и думаете о своем шестичасовом автобусе. Побудьте еще день. Я вас отвезу на своей машине в Мадрас, и вы не опоздаете к занятиям в университете.

Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Секретарь ничего не знал о моих планах, и я не сказала ему, на сколько дней приехала. О шестичасовом автобусе я думала по-русски. О занятиях — тоже.

— Ну, так как же насчет того, чтобы посмотреть? — хитро улыбнулся он.

— Спасибо, я уже…

— Что уже? — не понял он.

— Посмотрела…

Секретаря звали Наваджата, что значит «новорожденный». Такое имя дала ему мать. Он входил в узкий круг ее учеников, жил в ашраме и в свободное время занимался делами Общества Ауробиндо Гхоша. Когда-то у него было другое имя и другое занятие. Может быть, в Бомбее до сих пор помнят одного из крупных бизнесменов, владельца фабрики, киностудии и большого магазина. Его доходы исчислялись миллионами рупий. У него были автомобили, комфортабельный особняк на Мала-барском холме, загородная вилла в Джуху и благосклонность кинозвезд. У него было все, что мог предоставить в его распоряжение веселый, падкий на развлечения Бомбей. Не было одного — душевного равновесия. Внутренний мир человека очень сложен. Он сложен и у бизнесмена, и у ученого, и у простого кули. Какими путями шла мысль Наваджаты в этом сложном мире — сказать трудно. Об этом периоде своей жизни он говорит очень скупо.

— Я думал, в чем смысл жизни, — рассказывает он. — В деньгах? Но деньги приходят и уходят. Иногда их много, иногда мало. Смысла явно в них не было. Может быть, смысл таился в том, что они давали мне? В комфорте, в автомобиле последней марки, в смазливой кинозвезде? Но среди этого я иногда терял свое человеческое достоинство и чувствовал себя несчастным. Значит, в этом тоже не было смысла. Иногда мне казалось, что я нахожу этот смысл. Но когда винные пары улетучивались, я снова терял его. В поисках смысла жизни я утратил вкус к самой жизни. Я перестал вести дела как следует, неделями не брился, ссорился с подчиненными и бил очередную любовницу. Один из моих друзей по советовал мне съездить в пондишерийский ашрам. Я долго не мог собраться. «При чем тут ашрам? — думал я. — В святые я не собираюсь». А потом все-таки решил поехать. Попытка — не пытка. Что я терял? Несколько дней? Но у меня их было много. Однако в ашраме я задержался на месяц. И понял главное. Смысл жизни.

— Так в чем же он для вас состоит, Наваджата? — спросила я.

— Сделать себя и других лучше. Пусть все будут равны — если не материально, то психологически.

— Психологическим равенством сыт не будешь.

— Да, конечно. Но тут что-то надо делать. Что, я пока не знаю. Ауробиндо тоже себе этого ясно не представлял.