По вечерам над этой частью города плывет колокольный звон и, смешиваясь с шумом прибоя, теряется в пустынных, скупо освещенных улицах. В домах зажигаются огни и желтыми квадратами оконных переплетов ложатся на чисто подметенные тротуары. Главная улица — рю Дюпле — оживает на какой-то момент, нарушая скуку и тишину провинциального французского города. На ней вспыхивает длинная вереница фонарей, уходящая своими зеленоватыми огнями куда-то в розовый закат. Поднимаются жалюзи магазинов, а жители выносят стулья на тротуар и занимают на весь вечер наблюдательные посты. Французы, по каким-то соображениям не уехавшие из Пондишери, помахивая тросточками прошлого века, степенно бредут по улице, изредка заигрывают со встречными девушками и, наконец, оседают в ресторанах, редко разбросанных по городу. В ресторане они потягивают холодное пиво, нехотя, сквозь зубы бросают ничего не значащие фразы соседу по столику, лениво следят за стремительными движениями золотых рыбок в зеленоватой воде ресторанного аквариума и время от времени делают знак рукой пожилой француженке, хозяйке ресторана, которая в ожидании заказов и гостей вяжет извечный шерстяной чулок.
Город засыпает рано, и только на прибрежной полосе продолжают возиться с лодками и сетями рыбаки да изредка раздается пьяная песня загрустивших в этом тихом и скучном городе матросов с единственного корабля на пондишерийском рейде. Но тем не менее Пондишери — город необычный. Вперемежку с городскими зданиями вы увидите там дома, выкрашенные в розовый и серый цвет. Это уже не Пондишери, это ашрам. Город в городе. Его здания занимают не менее трети Пондишери. Ашрам — организация автономная, не подлежащая городской юрисдикции.
Мимо глухой каменной стены, из-за которой видны пышные кроны деревьев, я иду к небольшой калитке. Нигде не видно ни надписей, ни вывесок. Я осторожно открываю калитку и по узкой мощеной дорожке вхожу в дом. На одной из дверей написано: «Приемная». Я толкаю дверь и оказываюсь нос к носу с молодым человеком.
— Произведения матери кончились! — кричит он. — Приемная закрывается! Могила Ауробиндо — по коридору прямо, выйти в сад и налево!
— Подождите, — говорю я. — Я ничего не понимаю.
— А здесь и понимать нечего! — снова кричит он. И смотрит на меня злыми, раздраженными глазами. — Целый день идут посетители, и я должен отвечать на их дурацкие вопросы. Что вы стоите? — набрасывается он на меня вновь. — Я же сказал, ашрам закрывается. Мать не принимает, а могила Ауробиндо прямо по коридору…
— А кого-нибудь из ашрама, кроме вас, я могла бы увидеть?
Молодой человек делает прыжок в мою сторону.
— Я же вам сказал, суббота и воскресенье — в ашраме выходные дни!
Я осторожно прикрываю за собой дверь и с облегчением покидаю разбушевавшегося клерка.
На следующий день в отеле «Континенталь» меня нашли мои пондишерийские друзья.
— Ашрам? — недоверчиво переспросила я. — Нет, я подожду. Если в приемной меня только обругали, то в ашраме могут побить.
Мистер Гупта, член знаменитого ашрама, удивленно посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков и молча покинул мой номер. С кем он говорил и о чем, я не знаю. Только клерка из приемной я уже не видела, а ашрам гостеприимно распахнул передо мной двери. Но об ашраме лучше рассказать по порядку.