На улицу ложатся косые лучи заходящего солнца, уже близится вечер, но жара не спадает. Очень хочется пить. Три стакана чаю, выпитые мной перед этим, не утолили жажду. Я хочу холодной воды, и перед моим мысленным взором возникает запотевший стакан. Заглатываю слюну, а стакан сменяется куском прозрачного зеленоватого льда. Лед покрыт пушистой шапкой снега. Я с трудом отгоняю видение и постепенно начинаю осознавать, что я очень устала и хочу домой. Нет, не в Мадрас, а в Москву. Я считаю, сколько времени я живу в Индии, и с удивлением обнаруживаю, что почти уже два года. «Нет, — твердо решаю я, — еще месяц — и домой. Без всяких задержек». От этой мысли мне становится легче. Откуда-то появляется Махадева и говорит, что сегодня ночью будет особый храмовой праздник, что большого идола вынесут на улицу и можно будет на него смотреть..
— Как ваше мнение насчет того, чтобы остаться? — откуда-то издалека доносится его голос.
Остаться? Но ведь я решила ехать домой, и без задержек.
— Нет, — машинально отвечаю я. — Домой, и без всяких задержек.
Махадева удивленно смотрит на меня. Мой ответ его поразил. Он еще не знает, что я имею в виду Москву, а не Мадрас.
В автобус мы сели, когда совсем стемнело. Давящая духота продолжала висеть над городом, площадью, автобусом и нами. Наконец автобус тронулся. В окнах забился горячий, пахнущий пылью ветер. Я закрыла глаза, и впереди, как призрак, зашагал на тонких ногах старичок с оранжевым флажком на длинной палке…
«Сэр,
рассвета сегодня не будет»
Каждое путешествие по Тамилнаду, и даже по Индии, кончается на мысе Коморин, самой южной точке штата Мадрас и Индостанского полуострова. И поэтому, когда Иван Семенович и Валентина Георгиевна Бяковы пригласили меня поехать туда на их машине, я не отказалась. Иван Семенович уже несколько лет был советским консулом в Мадрасе, очень интересовался Индией, любил Тамилнад и не упускал возможности повидать новые места. На мысе Коморин я была не один раз, но мне не хотелось нарушать доброй традиции всех путешествующих по Тамилнаду.
В моей памяти еще были живы воспоминания об этом удивительном месте, где вместе сходятся Аравийское море, Индийский океан и Бенгальский залив. Я помнила красные черепичные крыши прибрежного поселка, белый шпиль католической церкви, рыбацкие хижины, стоявшие прямо на песке рядом с разбросанными катамаранами и сохнувшими сетями. Я представляла себе продавцов раковин. Раковины раскладывали на лотках, они переливались всеми оттенками моря, а куски кораллов, ощетинившись хрупкими ветвями, лежали тут же. Поэтому я не пожалела, садясь ранним утром в машину, что еду на мыс Коморин в который уже раз.
Светлая «Волга» консула быстро миновала Мадрас и повернула на дорогу, идущую на юг. Мы ехали целый день, проезжали многочисленные деревни, маленькие городки, позади остались гопурамы храмов Танджавура и Мадурай. К ночи мы добрались до мыса Коморин. Мы не увидели, как село солнце в Аравийское море, но нас ждал рассвет над Бенгальским заливом. Гостиницы прибрежного поселка оказались заполненными туристами. «Волга» петляла по узким уличкам, останавливалась у очередного отеля, где не оказывалось мест, и снова устремлялась в темноту плохо освещенных улиц. Иван Семенович, смущенно покашливая, говорил:
— Конечно, если я скажу, что я советский консул, мне найдется место хотя бы в правительственной гостинице. Но мне бы не хотелось этого делать. Ведь можно хоть раз побыть в шкуре рядового туриста и самому найти себе пристанище.
Валентина Георгиевна не возражала. Наконец машина остановилась у здания, мало похожего на отель.
— Во время сезона, — сказал шофер, — здесь, кажется, сдают комнаты.
Мы постучали в дверь. Нам долго не открывали. Потом за дверью кто-то завозился и показался заспанный, малоприветливый человек, поддерживавший рукой сползавшее дхоти.
— Комнаты?
Он с сомнением посмотрел на светлую «Волгу», на Ивана Семеновича, а потом на нас с Валентиной Георгиевной.
— Комнаты… — задумчиво повторил он. — У меня есть одна, но она не совсем удобная.
— Ничего, мы справимся, — решительно сказал Иван Семенович.
— Ну, тогда идите наверх. Машину можете поставить во дворе.
Рано утром, когда еще было совсем темно, Иван Семенович разбудил нас.
— Вставайте, а то проспите рассвет.
Предрассветная серая мгла уже затопила поселок, когда мы подошли к парапету, с которого обычно наблюдают восход солнца. Из безбрежной дали Бенгальского залива на берег накатывались свинцово-серые волны. Скала свами Вивекананды смутной громадой темнела в Индийском океане. В этот предрассветный час мыс Коморин выглядел неуютно и угрюмо. И только теплый влажный ветер сглаживал это впечатление. К парапету вереницей тянулись люди, специально приехавшие сюда, чтобы увидеть восход солнца. Я посмотрела на горизонт. Он был затянут тучами. Мальчишка лет двенадцати подошел к парапету, посмотрел на горизонт, потом на нас.
— Сэр, — обратился он к Ивану Семеновичу, — рассвета сегодня не будет. Напрасно ждете.